Юморист - Его звали Роберт

Если честно, то он сразу сказал Соне, что он волшебник, и не раз повторял это, но Соня воспринимала его признание фигурально, смеялась и не верила.

Патрик решил, что плюнет на все Статуты о секретности на свете и обязательно покажет Соне волшебство. Как только закончится новый учебный год и они встретятся летом, в следующий раз.

Школьный год начался очень плохо.

Когда профессор Грейнджер навестил Коннора перед началом этого года, с ним прибыла строгая женщина, которую профессор представил как Йоко Мори из Токийского университета магии. Госпожа Йоко была одной из разработчиц Зелья родственной помощи и специалистом по ликантропии. Она согласилась взять под опеку Коннора Люпина.

Пусть семья Коннора пришла в восторг от такой заботы, но Патрик задался вопросом, почему профессор передает лечение Коннора другому специалисту. Он заранее знает, что лечить Коннора больше не сможет? И что ему помешает?

Пока Грейнджер и Мори опекали Коннора вместе, а пациент насмешил Патрика, шепнув, что если профессор Грейнджер действительно не сможет больше варить зелья, то Патрик и Коннор сварят его сами. Не зря же Патрик два года у него учился!

Следующее знамение было в Хогвартсе.

На праздничном пиру Первого сентября рядом с Грейнджером за учительским столом сидел незнакомый старичок, и директор представил его как профессора Зигмунда фон Клоппа из знаменитой русской школы Тибидохс.

Профессор фон Клопп намеревался разделить с Грейнджером курсы зельеварения и некоторые административные обязанности.

Патрик навел справки и узнал, что в Тибидохсе Клопп тоже был деканом.

Патрик испугался.

Зачем профессор Грейнджер готовит себе преемника? Он собирается уйти из школы? Вообще уехать из Англии?

Он стал отсутствовать еще чаще, чем обычно.

Патрик чувствовал, что тучи над ним сгущались. Его догадки стали совсем черными.

Как староста, Патрик имел еще больше связей с деканом Грейнджером, и мог позволить себе больше свободы.

Однажды он не выдержал и сказал:

— Сэр, не покидайте нас, в не представляете, как вы нам нужны! Слизерин без вас — ничто!

Грейнджер внимательно посмотрел на мальчика и усмехнулся:

— Пять баллов за сообразительность, мистер Люпин, браво. Вижу, я не ошибся, назначив вас старостой Слизерина. Вы наблюдательны и сообразительны.

Патрик смутился.

— Однако, вы не правы. Вы сделали правильные наблюдения, но неверные выводы. Заранее предупрежденный — это прекрасно, но что это значит?

— Заранее вооруженный, сэр?

— Еще пять баллов Слизерину. Правильно. Теперь, когда вы догадались о том, что может случиться, вы имеете возможность обдумать это и достойно к нему подготовиться. И вы сможете, иначе я не доверил бы вам административный пост. Вы ответственны и не впадаете в панику, и помните, что староста в первую очередь отвечает за своих людей. Вы абсолютно правы: что бы ни случилось, Слизерин не должен пострадать.

Патрик опустил голову и ответил:

— Я понял, сэр.

«Если проблема нерешима, надо просто достойно принять ее…»

В конце концов, надо верить в лучшее. Надо отвлечься. Например, написать Соне.

Однажды ранним утром в конце мая Патрик вышел из свое спальни в факультетскую гостиную и понял, что что‑то случилось.

Там уж сидели студенты, абсолютно тихие, с утренним номером «Пророка».

Патрик взглянул на большую траурную фотографию на первой странице и всё понял.

У него потемнело в глазах.

Патрик заставил себя взять в руки и прочитал газету.

Роберта Грейнджера убили вчера вечером.

В гостиной начал собираться весь факультет, дети держались хорошо, но были подавлены.

Патрик оглядел всех и сделал краткое объявление, затем предложил построиться и пойти на завтрак.

Построились все безупречно.

Патрик сказал себе: я сделаю всё, как вы просили, профессор Грейнджер. Я староста и прослежу, чтобы ни в чем не пострадал Слизерин. Теперь я отвечаю за него — после вас. Ведь вы практически завещали его мне… Я буду заботиться о Слизерине днем и ночью. Вы можете на меня положиться.

В статье, которую заставил себя прочесть Патрик, всё равно были опущены самые важные моменты. Они составляли государственную тайну.

Дело в том, что Роберт Грейнджер действительно приготовился к случаю своей безвременной насильственной смерти. Он наколдовал на этот случай такие чары, что его убийцам не поздоровилось.

Зря Лига Спасения попыталась тайно избавиться от него и спрятать тело — после кончины Грейнджера немедленно активировались чары, позволившие аврорам обнаружить тело и указавшие на убийц.

Последние были задержаны и допрошены.

За следующие несколько дней в аврорат неизвестно откуда прибыло много другой полезной информации о Лиге Спасения, которая позволила арестовать большую часть ее состава. И снова зря члены Лиги пытались скрыться и замести следы — в эти дни их словно прокляли, им ничего не удавалось. Они совершали глупейшие ошибки и заспались на мелочах.

В течение месяца Лига в полном составе была арестована.

Если Роберт Грейнджер смирился со своей смертью, то на условии, что Лигу спасения он заберет с собой.

Ясным субботним днем школа Хогвартс не работала. Были отменены все занятия и отработки, ученики и учителя выстроились в холле, чтобы проводить в последний путь Роберта Грейнджера.

Неожиданно провожающих собралось много.

Слизеринцы стояли в почетном карауле, вели они себя безупречно под бдительным оком старосты Патрика Люпина.

Патрик старался держаться, но его лицо выдавало глубокое потрясение. Он сам не ожидал, что смерть профессора Грейнджера так повлияет на него. Он только сейчас понял, как много значил в его жизни покойный Грейнджер. Как ни странно, этот резкий и холодный человек стал дорог ему, словно второй отец.

Виктория Люпин с распухшим от слез лицом пробиралась к матери погибшего.

Это было нелегко. Вокруг Гермионы Грейнджер собралась огромная толпа сочувствующих.

Но Виктория упорно пробивалась к ней и наконец пробилась.

— Мадам, — выдохнула Виктория, — я умоляю, позвольте мне сказать вам несколько слов!

Гермиона, в глубоком трауре, кивнула молодой женщине:

— Я слушаю вас, дитя мое.

— Мадам, я умоляю: не здесь. Я прошу поговорить с вами наедине. Мадам, поверьте, я должна сказать вам нечто важное!

Гермиона вздохнула.

— Как хотите, дитя мое. Отойдем в ту комнату справа, она вас устроит?

— Я безмерно благодарна вам, мадам, — сказала Виктория. — Всего несколько слов. Я должна открыть вам нечто о своем сыне Патрике.

Если вам перестает писать любимая девушка, с которой вы переписываетесь уже два года, это наводит на размышления.