Ричард Адамс - Обитатели холмов [издание 2011 г.]

Наступили самые жаркие летние дни — потянулись раскаленные безмолвные дни, когда временами кажется, что движется только свет, а вверху, в небе, над сонными холмами — солнце, ветер и облака. На буковых ветках потемнели листья, и на месте обглоданной травы подросла новая. Кроликам наконец улыбнулось счастье, и Орех мог спокойно греться у обрыва на солнышке и принимать всеобщую благодарность. И на земле, и под землей кролики ели, копали, спали, подчиняясь естественному спокойному, ничем не нарушаемому ритму жизни. Уже было готово несколько свежих ходов и спален. Крольчихам, которым впервые в жизни довелось заниматься этим делом, работа понравилась. И Хизентли, и Тетатиннанг признались Ореху, что в Эфрафе они страдали и тосковали уже оттого, что им никогда не разрешали рыть норы. Даже Соломка с Ромашкой теперь справлялись с этим совсем неплохо и без конца хвастались, что вырастят первых в городке детенышей в норах, которые выкопали сами. Блэкавар очень подружился с Падубом. Они делились друг с другом всевозможными соображениями о разведке, дозорах, вместе уходили патрулировать — больше для собственного удовольствия, потому что никто, конечно, им этого не поручал. Однажды с утра пораньше они прихватили с собой Серебряного и отправились за целую милю, на окраину Кингсклера, а вернувшись, хвастали, как они там проказничали и пировали на огороде. С тех пор как Блэкавару искалечили уши, слух у него испортился, и все равно Падуб считал, что способность нового друга подмечать каждую мелочь просто невероятна и что Блэкавар, если захочет, даже может стать невидимкой.

Шестнадцать кроликов и десять крольчих жили себе дружно и счастливо. Время от времени они ссорились, конечно, но не всерьез. Как сказал однажды Колокольчик, любой, кому здесь не по нраву, может вернуться обратно в Эфрафу, а одного воспоминания о том, что им пришлось вместе пережить, было достаточно, чтобы погасить споры и предотвратить свару. Крольчихи были довольны жизнью, настроение их передавалось всем, и так было до тех пор, пока однажды Орех не сказал, что он у них не старшина, а настоящий мошенник, потому что нет ни забот, ни драк и ему просто нечего делать.

— Ты что же, забыл про зиму? — спросил Падуб.

На солнечной полянке на западной опушке букового леса паслись пять или шесть кроликов, среди которых были Ромашка, Хизентли и Вильтариль, до заката оставалось еще не меньше часа. Жара не спа́ла, и стояла такая тишина, что слышно было, как в загоне на ферме «Кэннон-Хит», в полумиле от «Улья», лошади с хрустом жуют траву. В такое время, казалось, просто невозможно и думать о зиме.

— Наверное, здесь будет похолодней, чем в Сэндлфорде, — сказал Орех. — Но земля тут легкая, взрыхленная корнями, и, если будут большие морозы, мы быстренько углубим норы. Просто спустимся ниже мерзлой земли. А чтобы ветер не задувал, заложим несколько выходов и будем спать преспокойно. Травы, ясное дело, зимой мало, но если захочется вкусненького, можно прогуляться вместе с Падубом, а уж он-то найдет какую-нибудь зелень или же кормовые коренья. Правда, зимою хищники злее. Но лично я буду совершенно счастлив просто поспать, поиграть в камешки да время от времени послушать какие-нибудь сказки.

— А как сейчас насчет сказки? — спросил Колокольчик. — Ну-ка, Одуванчик, давай расскажи нам, как ты чуть не отстал от лодки.

— Ты имеешь в виду историю «О растерявшемся Дурмане»? — поинтересовался Одуванчик. — Это история Шишака, и мне не хочется отнимать ее у него. Но вы заговорили о зиме. И я вспомнил одну историю — я ее знаю давно, но еще ни разу не рассказывал. Кто-то из вас наверняка слышал ее, кто-то — нет. Это история о Забияке Гав-Гавыче и фее Тяф-Тяф.

— Начинай, — сказал Пятик, — да смотри постарайся.

— Жил-был когда-то большой кролик, — начал Одуванчик. — И жил-был когда-то маленький кролик. А еще жил да был Эль-Ахрайрах, и однажды зимой его прекрасные новые усы просто смерзлись от холода. Земля по всем переходам городка стала такой твердой, что резала лапы, а в голом, пустом лесу громко ссорились малиновки: «Это мое зернышко». — «Нет, мое. А ты лети ищи себе другое, где знаешь».

Однажды вечером, когда Фрит, огромный и красный, клонился в зеленом небе к горизонту, в замерзшей траве, дрожа, прыгали, пытаясь наполнить себе животы перед еще одной долгой ночью в норе, Эль-Ахрайрах и Проказник — то там откусят травинку, то здесь найдут стебелек. Трава была ломкой, безвкусной, как сено, но им хотелось есть, а потому они долго перебирали стебли, выискивая хоть что-нибудь посъедобней. Наконец Проказник предложил раз в кои-то веки рискнуть и пробежаться на деревенские задворки, где тогда был большой огород.

Этот огород был самым большим в округе. А на одном конце его стоял дом, где жил хозяин, который срезал или выкапывал овощи, складывал их в храдада и увозил прочь. Этот хозяин натянул вокруг огорода проволоку, чтобы защититься от кроликов. Конечно, Эль-Ахрайрах, если бы ему понадобилось, сумел бы найти лазейку, но он не хотел рисковать — это было слишком опасно, потому что человек ходил всегда с ружьем и убивал даже соек и голубей, если те залетали в его владения.

«Там не только ружье, — сказал Эль-Ахрайрах, раздумывая над предложением Проказника. — С проклятым Забиякой Гав-Гавычем тоже всегда держи ухо востро».

Забияка Гав-Гавыч был сторожевой пес — самый злобный, подлый, отвратительный негодяй из всех, кто когда-либо лизал хозяйскую руку. Большой, лохматый, с нависающими на глаза бровями, он сторожил огород чаще всего по ночам. Само собой разумеется, овощей Гав-Гавыч не ел, и кто-то может решить, что время от времени пес позволял изголодавшемуся зверьку сгрызть листок мерзлого салата или морковку. Но не тут-то было. Гав-Гавыча спускали с цепи вечером, и он бегал от зари до зари по огороду, не обращая внимания ни на взрослых, ни на мальчишек; он охотился на зверьков — на крыс, кроликов, зайцев, мышей, даже кротов — и убивал каждого, кто ему попадался. Стоило ему учуять чужой запах, как он надувался от гордости за свой нюх и принимался гавкать, что на самом деле было с его стороны большой глупостью, потому что шум этот предупреждал воришку об опасности, и тот успевал вовремя ускользнуть. Гав-Гавыч считался отличным крысоловом, и хозяин так часто хвастался им и расхваливал, что пес уже просто едва не лопался от важности. Он и сам поверил, что ловит крыс лучше всех на свете. Его кормили досыта сырым мясом, но только не по вечерам. Вечером пса оставляли голодным, чтобы не ленился гонять воришек. Запах его слышен был издалека, и все-таки появляться на огороде было опасно.

«Ну давай попробуем разок, — попросил Проказник. — Я сумею его отвлечь, если надо».