Лана Тихомирова - Властелины Пограничья

Крепкая отцовская рука схватила его за шкирку. Повинуясь инстинктам, мальчик стал цепляться за отца и непроизвольно топить того. Отец стал отрывать сына от себя, чувствуя, как они оба идут ко дну.

- Не паникуй, - как мог в такой ситуации, спокойно сказал Октео сыну.

Отец нашел в себе силы и буквально вышвырнул сына из опасной зоны. Вальдемар мгновенно лег на воду.

- Отдышись, - крикнул отец и глотнул студеной речной воды, отдававшей рыбой, илом и бензином.

Вода пошла не туда, Октео задохнулся и закашлялся, выплевывая воду.

Вальдемар был тут как тут. Он схватил отца за руку и попытался тянуть, ну, куда там.

- На берег, - скомандовал отец, - ты мешаешь!

- Но, пап…

- На берег, я сказал! - сверкнул глазами Октео.

Мальчик из последних сил стал грести к берегу. У самой кромки он выдохся, но утонуть не успел. Трусы, вопившие на берегу вытащили его. Мать принялась плакать и обнимать сына.

- Папа там, - тихо сказал Вальдемар.

Мать устремила тревожный взор на реку, но никого не увидела. Она не теряла надежды. Даже спустя полчаса она не сводила глаз с речной глади. Она не ощущала тяжести заснувшего, продрогшего сына. Она ждала мужа.

Они сидели на кухне так, как будто Октео вот-вот вернется. Как будто он просто задержался. Хотя настроение было не то. Вальдемар был тише воды. Выспавшись, он сидел на коленях матери и гладил ее по плечам и голове. Мира тихо сдерживала слезы, чтобы не пугать мальчика.

- Скажи только, зачем ты туда поплыл? - тихо спросила она.

- На спор, - Вальдемар потупил взор, он инстинктивно съежился, как-то понимая, что для матери его слова звучат неубедительно и глупо.

- Как так вышло? - мама смотрела на него настороженно, пожирала взглядом.

- Они смеялись, что я тощий и слабый. Они сказали, что я не смогу. А я попробовал! - на глазах Вальдемара выступили горячие слезы обиды, он презрительно сжал губы и стиснул зубы, чтобы не заплакать.

- Ну, и как, получилось? - едва насмешливо спросила Мира.

- Нет.

- Вот так-то. А почему не получилось?

- Папа же найдется? - Вальдемар вдруг разревелся и уткнулся в материнское плечо.

Мира и сама всплакнула, едва, стараясь не поддаваться ненужной панике.

- Будем ждать и он придет. Так почему не получилось-то?

- Потому что я хилый и часто болею, - всхлипывал мальчик.

- Нет, потому что ты плохо плаваешь. Редко плаваешь. И сами мальчишки только хвастуны. Они сами не смогут переплыть реку. Ты хотел с ними подружиться? - сынишка кивнул и сильнее прижался в материнскому плечу, - Никто из них не бросился тебя спасать. Понимаешь, какие бы они были друзья? А папа придет… обязательно… не может так быть, чтобы он не пришел.

Мира уже сама слабо верила в то, что говорила.

Звонок в дверь. Мира и Вальдемар наперегонки понеслись к двери. За ней слабо улыбаясь, весь бледный, стоял отец. Он едва не утонул там в омуте. Но выбрался, только течением унесло, и сил добраться до дома не было. Но добрался, дошел.

Мальчик бросился к отцу и только тихо повторял:

- Прости, папочка, я больше так не буду, - самую бесполезную, но такую верную детскую мантру.

Отец только похлопал его по плечу. А на утро серьезно заболел - простудился в студеной речной воде. Но не умер.

Вальдемар открыл глаза. Он мелко дрожал, вся его одежда была мокрой.

- Ну, как? - коротко спросил профессор, под глазами его залегли круги усталости, он спокойно курил трубку, на столике лежал выключенный диктофон.

- Пока не могу определить. Я этого не помню, и родители мне никогда об этом случае не говорили, - ван Чех был растерян.

- Ничего, - чуть сочувственно пробормотал дер Гловиц, - Ничего, мальчик. А теперь иди.

- Я не запомнил формулу.

- Запомнил, - один уголком рта улыбнулся дер Гловиц, - завтра утром припомнишь. Ты немного оглушен сейчас.

Ван Чех поблагодарил профессора и вышел из комнаты. Он как будто звенел изнутри. Хотелось поговорить с кем-то, Лянка сидела в комнате, Анна гремела посудой на кухне. Доктор немного постоял в коридоре.

- Анна, я воспользуюсь телефоном, мне нужен межгород, - крикнул ван Чех, поднимая трубку аппарата.

- Конечно.

Доктор набрал номер.

- Алло, - уставший женский голос.

- Пенелопа? Уделишь мне пятнадцать минут?

- Да, конечно. Я спала, но ничего.

- О, прости. Как у тебя идут дела?

- Ты только за этим звонишь? Не юли, у тебя что-то случилось!

- Сильное душевное потрясение. Нужно с кем-то поговорить.

- Хочешь рассказать? - в тоне Пенелопы проскользнули профессиональные нотки.

Доктору сразу расхотелось разговаривать.

- Нет.

- И, слава Богу, - выдохнула в трубку она.

- Просто… хотелось… кого-то услышать… - тихо сказал доктор.

Пенелопа помолчала.

- Я рада, что ты выбрал меня. Тебе там так одиноко? Ты с момента приезда звонишь первый раз. Я думала, все в порядке.

- Все и, правда, в порядке, - улыбнулся доктор, его отчаянно тянуло заплакать, - я уеду от профессора на неделю раньше. Съезжу на малую родину, навещу родителей.

- Как хочешь, милый, как тебе будет удобно, - Пенелопа улыбалась.

Доктор старался не обращать внимания на слово "милый", хотя это было что-то новенькое в лексиконе Пенелопы.

Доктор продолжал обучение. Гипноз давался ему с большим трудом. Он не мог ввести Анну даже в легкий транс, хотя дер Гловиц утверждал, что его жена очень внушаема. По словам профессора, Вальдемару не хватало магнетизма.

- С чего ты вообще решил, что сможешь быть врачом? - как-то снова сорвался дер Гловиц.

Вальдемар привык, что его обычно унижают, попрекая самим фактом появления его на свет. Он уже на это и внимания не обращал. Ему либо капитально везло на учителей, либо капитально не везло. А этот вопрос предполагал что-то новенькое. Доктор искренне заинтересовался.

- Как-то с детства сложилось, - осторожно ответил он.

- Была у меня одна такая… ученица. У нее тоже с детства, видите ли, сложилось. Все вы, бездари, так говорите. А пошли, только для того, чтобы решить свои собственные проблемы, а не помогать другим! - распалялся профессор.

"Опять та же пластинка!" - мысленно зевнул доктор, он даже не стал спорить, это было бесполезно.

- Я могу рассказать вам одну только историю, - неожиданно сам для себя начал доктор, - Я проанализировал ее давно, еще тогда, когда разрывался между хирургией и психиатрией.

- У тебя не хирургические руки, - фыркнул дер Гловиц.

- И не психиатрический мозг, я понимаю, - спокойно парировал ван Чех, - Но все ваши вопросы, я думаю, эта история снимет.

Доктор принял непривычную для себя расслабленную позу и говорил как-то мягко нараспев, совершенно нехарактерными для него интонациями и голосом.

- Я слушаю, - скривился дер Гловиц.