Лана Тихомирова - Властелины Пограничья

- Родная моя, - Тор обнял Пенелопу, но та резко сбросила его руки, - Солнышко… - оторопел Тор.

- Уходи, - прошипела Пенелопа и встала со стула.

Стул упал с грохотом и треснул.

Тор испуганно сделал два шага назад, но снова подался вперед.

- Стой, где стоишь, - театрально взвыла Пенелопа, - Я запрещаю тебе приходить! Ты понял?!!

- Но…

- Прочь!!!

- Пенелопа…

- Я не Пенелопа! Я - Кукбара фон Шпонс! - она сжала кулаки и, занеся их над головой, пошла на мужа.

Доктор сделал шаг вперед, чтобы оттащить женщину. Тор схватил жену за запястья и опустил мягко ее руки. Он долго смотрел на нее, потом молча отпустил и вышел.

Пенелопа резко изменилась в лице и стала оседать на пол. Ван Чех вовремя подхватил ее и усадил на кровать. Пенелопа заходилась в беззвучных рыданиях, а доктор только гладил ее по голове и качал, как неразумного ребенка.

Ван Чеха терзала депрессия. Отдых он находил только в момент, когда приходил на терапию к Пенелопе. В самом начале она даже подучивала его, как нужно правильно делать то или иное упражнение.

Пенелопа с удовольствием рассказывала о том, каких больных видела в пограничье. За первый год доктор выдавал поразительную эффективность. Простая гипнотерапия приносила огромную пользу разным больным. В основном это были разного рода шизофреники и некоторые больные, страдающие галлюцинациями.

Пенелопа разыскивала их в пограничье. Доктор действовал извне, Пенелопа изнутри. Однако, ван Чеху труднее стали даваться делирии. То, с чем он справлялся играючи с самого начала, теперь приносило разнообразные трудности. Больные то агрессивно отказывались от терапии, то бросались на доктора, умоляя поскорее вылечить их. Очень редко кто-то умирал от сердечного приступа. Доктор подозревал, что это дело Кукбары. Пенелопа на его такие вопросы не отвечала, замыкалась в себе.

Сама Пенелопа тоже была депрессивна. Она корила себя за то, как поступила с мужем, но пути назад уже не было.

Как не бился главврач, место за доктором закрепилось прочно. Заведующий четвертым отделением быстро стал одни из лучших докторов в городе. Ван Чех быстро становился профессионалом, восходящим светлом психиатрии. К нему присылали группы студентов, приезжали профессора из других городов. Всех интересовало, каким образом достаточно молодой врач добивается таких потрясающих результатов.

Доктор славы стеснялся. Иногда просто хотел запереться в кабинете и сгореть там со стыда. Он знал, что это заслуга не его, а Пенелопы, которая даже будучи безумной, продолжает помогать ему.

Неизменно он преодолевал панику даже без помощи коньяка. Ван Чех выходил в белом халате в накрахмаленной шапочке, изнутри сияющий, уверенный в себе, в том, что он достоин места, которое занимает. Перед тем как выйти, он всегда говорил себе только одну фразу: "Я - Вальдемар Октео ван Чех". Что-то внутри щелкало и плечи сами собой расправлялись, речь лилась рекой. Остроумие молодого доктора располагало, улыбка и непринужденная, даже слегка развязанная, манера держаться покоряли его посетителей. Большинство не отдавало себе отчета в том, что все-таки происходило. Им просто нравился доктор ван Чех. А сам доктор лишь устало вздыхал, приходя после очередной группы или собеседования с профессором в ординаторскую. Он бросал шапочку на стол и выпивал рюмочку.

Со временем доктор перестал спрашивать советов Пенелопы. Он сначала сам пытался угадать, каким образом выглядит безумие того или иного пациента. Часто он был прав. Относительно этого и строилась терапия. При этом показатели его не снижались. Он удачно и быстро защитил кандидатскую и докторскую диссертации.

Относительно пограничья у ван Чеха были свои коварные планы. Он постоянно, но очень аккуратно и осторожно экспериментировал с препаратами для Пенелопы. Он не старался подавить в ней Кукбару, он лелеял надежду, что Пенелопа будет меньше уходить туда, а больше проводить времени с ним.

В голове доктора вообще история с пограничьем укладывалась плохо. Он не понимал, как могли уживаться в одной сильной женщине такая мягкость и жестокость. Он продолжал испытывать самые нежные чувства к Пенелопе, та отвечала сдержанным, снисходительным молчанием, на все его попытки ухаживать за ней. То ли специально, с каким-то умыслом, то ли не замечая ухаживаний, Пенелопа зачастую игнорировала доктора.

В один из первых месяцев пребывания Пенелопы в клинике, Ван Чех притащил на работу большие сумки с какими-то тряпками. Он сразу ринулся в палату к Пенелопе.

- Доброе утро, Пенелопа. Смотри, кого я ограбил! Целую ткацкую фабрику! - доктор достал вязаную светлую скатерть, легкие шторки в тон, какие-то милые салфеточки. Подобрано все было со вкусом, но судя по хитрой улыбке доктора, это было не все. Он извлек из недр сумки сверток, в котором оказалась дорогая ваза. Ван Чех потратил целый день на то, чтобы привести палату Пенелопы в порядок. В результате палата стала похожа на жилую комнату. Стало уютнее, светлее. Пенелопа только улыбнулась и мельком поцеловала в щеку. Доктор все еще в лирическом приступе, приобнял ее, но получил мягкий отпор.

В таком угаре пролетел еще один год. Доктор отметил это про себя однажды. Был душный летний день, день рождения Пенелопы. Ван Чех рассчитывал сегодня порадовать ее чем-нибудь хорошим. Всеми правдами и неправдами, он раздобыл где-то черемухи, которая давно отцвела.

Подходя к больнице, доктор насторожился. У дверей приемного покоя на каменном полу сидел человек, весь в черном.

- Простите, вам нехорошо? - уточнил ван Чех.

Мужчина дернулся и поднял голову вверх. Доктор увидел безумные серо-зеленые глаза, на щеках не обсохли слезы, а светлые пряди были взъерошены.

- Я не помню, кто я, - шепотом сказал мужчина.

- Поднимайтесь, - доктор помог несчастному встать.

В приеме на покой возникли проблемы, мужчина не мог назвать своего имени. Доктор уже сделал первичные выводы об амнезии.

- Но должны же меня как-то звать! - сокрушался мужчина.

- Да уж, без имени никак нельзя, - отвлеченно отозвался доктор.

- Как мне его записывать? - нервничала медсестра.

- Крестик поставь, - огрызнулся доктор.

Сестра проворчала что-то неразборчивое.

- Ви…ви.. Как-то на Ви… - начал бормотать больной, - Виктор!

Медсестра посмотрела вопросительно на доктора.

- Пиши уже, - цыкнул ван Чех.

- А фамилия? - допытывалась медсестра.

Больной снова напрягся.

- Слушай, ну что ты такая зануда? Такая миленькая и такая зануда, - обворожительно улыбнулся доктор, - Видишь, человеку плохо.

- Это мне будет плохо, если я его не впишу! - отрезала медсестра, не глядя на доктора.

Ван Чех обижено поджал губы и насупился.