Лана Тихомирова - Неосторожный гений

- И чего это вы такой довольный? - промямлила я.

- Смотрю, как ты работаешь, - это увлекательно, - не меняя позы, сказал доктор, - наглядная иллюстрация поговорки: глаза боятся - руки делают.

- Вот как наделаю сейчас криво, - злобно сказала я и встала, чтобы показать доктору листочек.

- Как сделаешь, так и будешь лечить! - отрезал ван Чех.

Я замерла. Доктор сменил суровый вид, на более ласковый и благосклонный.

- Тебе пора уже самой пытаться что-то сделать. Я в свое время тоже не мог начать, пока Пенелопа меня не пнула. Так что лови пинок от меня. В конце концов, у нас очень ответственная профессия, вот и проникайся, - доктор говорил это, будто, сожалея.

- Х-хорошо.

- Не бойся, Брижит, не бойся. Ты же знаешь, я всегда на подхвате, - тепло улыбнулся ван Чех, - А теперь сходи и пообщайся с ним.

- А как его зовут?

- Неужели ты все-таки додумалась до этого вопроса! - нарочито весело воскликнул доктор и на радостях шлепнул ладонью по столу, - Его зовут Антонас Чизаро дер Хэтто.

- Звучно.

- Ты не заговаривайся, а иди! - доктор замахал на меня руками, нагоняя легкий бриз.

Я понуро поплелась в палату.

Мой больной лежал навытяжку, как труп. Руки по швам, ноги прямые, даже глаза были открыты. Только легкий храп выдавал, что Антонас все-таки спит.

Я села на стул возле стола и стала смотреть на выдающийся нос больного. Он был, конечно, не столь примечателен и красив, как нос доктора, но тоже значительно выдавался вперед.

Вдруг Антонас перестал храпеть, дыхание его прервалось. Такое бывает с храпящими людьми. Я подошла к нему, мельком заглянула в лицо и как-то жутко мне стало. На меня смотрели вполне осмысленные карие глаза. Они пару раз моргнули. Лицо больного стало как-то разъезжаться, то ли в улыбке, то ли в гримасе страха. Наконец, он пронзительно, как маленький ребенок, тонким высоким, даже визгливым голосом заорал.

Меня инстинктивно отбросило к стене, когда я ударилась об нее спиной, мне показалось, что она пошатнулась. Я стремительно сползла вниз и закрыла голову руками.

Только тогда я поняла три вещи: во-первых, я взяла ноту еще на тон выше, чем Антонас и вопила что есть мочи… Во-вторых, мне было так страшно, как не бывало еще никогда, хотя причин на то вроде не было; в-третьих, я, кажется, сидела не на плинтусе: что-то мягкое и явно большее, чем плинтус оказалось под моей пятой точкой.

Для начала я перестала орать, подняться, и отнять руки от головы было невозможно. Внезапно звук прервался. Я опасливо стала оглядываться. Меня вдруг подхватили чьи-то руки, от чего я снова заверещала пуще прежнего. Антонас "включился" тоже.

- Да, что ты орешь, горе горькое! - пробасил доктор и развернул меня к себе.

Увидев родное лицо, я перестала верещать. Антонас "выключился" двумя минутами позже.

- Доктор… - пролепетала я, - Я не хочу быть врачом, - сказала я и уткнулась доктору в плечо.

Ван Чех задумчиво гладил меня по голове и обнимал за плечо.

- Ну, и дура, - вкрадчиво сказал он, - хотя, может, ты еще действительно не готова. Ну, хватит, поревешь потом. Смотри.

Доктор с трудом установил суверенитет и подошел к больному. Взял его руку, поднял и отпустил. Рука безвольно упала, Антонас дернулся, всхрапнул и помотал головой.

- Я заснул? - сипло спросил он.

- Да, - ответил доктор, - Нам нужно побеседовать с вами.

- Хорошо. Только можно я попью воды? - Антонас тер лицо после сна.

Я начала успокаиваться, мысли приходили в порядок. Когда Антонас сел на постель, то в голову мне пришла мысль, что это просто реакция. Такое бывает.

После стандартных вопросов о родственниках и социальном статусе больного выяснилось, что он работал на заводе, паял какие-то микросхемы. Через год после поступления на работу крепко запил, развелся, с тех пор почти не просыхал. На работу с похмелья, после работы снова выпивка. Его мучили кошмары по ночам. Но где-то месяца три назад он заметил, что за ним следят. Он стал прятаться от преследователей. Они все равно направляли на него антенну, и портили ему сны. Потом они создали радар, который заставлял Антонаса засыпать в любое время дня и ночи. Там он бродил по странным местам, где не было ничего. Однажды, Антонас заснул во время работы, прожег руку паяльником, о чем имеется шрам.

- А что это за преследователи? - спросила я.

Антонас надолго задумался.

- Наверное, враги-интервенты, - подзуживал доктор.

Захотелось пнуть великолепнейшего под столом, но стола не было, доктор стоял позади моего стула.

- Нет. Я не знаю, кто они, но они точно с нашего завода, - наконец, ответил он.

- Ясно. А в тех снах, где нет ничего, кем вы являетесь? - спросила я.

- Никем. Я не вижу себя со стороны, я часть какая-то. Как деталь, во!

- А как часто вы видите эти сны?

- Вот когда засыпаю просто так, то не вижу.

- То есть, когда засыпаете внезапно, то видите этот сон?

- Точно.

- И сейчас видели?

- Да. Сейчас, вообще, страшное видел. Там кто-то был и он… - Антонас покраснел и смутился.

- Простите, я не понимаю, - нахмурилась я.

- Да, неудобно как-то и говорить… Ну, он меня… опустить пытался, - выдавил из себя Антонас.

- Ой, - только и сказала я, - Простите.

- Ничего-ничего, мы вам сочувствуем, - встрял доктор.

На этом первую беседу с Антонасом можно было считать оконченной.

Наутро следующего дня, я, не дожидаясь доктора, пошла на обход своих больных, в количестве всего одного Антонаса.

В палате стоял странный запах. Больной все еще спал, не смотря на то, что их совершенно точно будили. Он лежал на боку, глаза его были закрыты, то есть самый обычный сон.

- Антонас, проснитесь, - я с опаской подошла к нему.

Он что-то пробормотал, обдал меня перегаром и снова уснул.

- Что? - спросила я сама у себя и принюхалась.

Пахло натурально так, как будто он пил с вечера.

На всякий случай, я вызвала санитаров. Хмурые дюжие ребята явились почти сразу.

- Он пьян, суд по всему, - растерянно сказала я, - Я не знаю, что делать.

- Известно что. В вытрезвитель его! - хохотнул один санитар.

А я и не подозревала, что вытрезвитель есть! Санитары подняли больного и потащили в душ. Через минуту оттуда донесся вопль и нецензурная брань.

Еще через минуту санитары выволокли мокрого, почти трезвого и очень обиженного Антонаса из ванной. В руках у того было полотенце.

Я заворожено следила за сценой. Санитару ушли. Антонас кряхтя и вздыхая, вытирал голову.

- Переоденьтесь, я зайду через пять минут.

Я стояла в коридоре, глядя в окно. Рядом со мной притормозил белый вихрь по фамилии ван Чех.

- Чего грустишь? Из класса выгнали? - вместо приветствия сказал он.

- Доброе утро, доктор. Антонас с утра пьяный.

Брови доктора взметнулись вверх.

- Это как такое может быть?! А дверь в ординаторскую была закрыта?