Олег Говда - Выбор

— А кто его теперь разберет… Вроде, хранитель наш. А что? От жажды помирать?

— Колодцы новые рыть! — свирепея от непотребного вида пьяной падчерицы, прорычал бывший воевода. — Колодцы! Твоя светлость!.. А старые надо было — известью протравить и, после, вычерпать досуха. Раза три…

— Колодцы?.. — растерянно переспросила юная баронесса, призадумалась и… стремительно покраснела. Мгновенно, сразу, вся. Словно вспыхнула…

— Ладно… — сменил тон Владивой. — Война не женское дело. Не тяни с новым воеводой-то. А лекарю-хранителю, если его совет, не забудь, потом, не меньше дюжины батогов всыпать.

— А будет у Дуброва и у меня это 'потом'? — вполне трезво поинтересовалась Анжелина. — Уж, коль вы здесь, то надо понимать: город и замок захвачены харцызами?

— Дубров сейчас может ребятня из Опупения захватить, была б нужда, — проворчал Владивой. — Но, не беспокойся. Харцызы в город не войдут. Мы взяли выкуп и на этом остановимся.

— Выкуп? — баронесса перевела взгляд на Лукаша. — Ты… отдал?

— Парень не виноват. Его, считай, убили. А мертвые срама не знают. Только рассказ этот долгий и не под сегодняшнее настроение. Как-нибудь в другой раз выберусь, загляну к тебе в гости, тогда и расскажу все обстоятельно. А сейчас, меня нечто другое интересует. Может, договоримся? Чай, не чужие люди…

— Говоришь, харцызы Дубров не тронут?

— Слово.

— Другая на моем месте рассмеялась бы в ответ, — обмахнулась веером баронесса. — Но я, почему-то, верю тебе, отчим.

— Взрослеешь…

— Наверно. Говори, что тебе от меня еще надо? Надеюсь, разговор не о замужестве пойдет…

— Только, если ты себе уже нашла жениха, — улыбнулся Владивой и позвал громче. — Медведь, тащи сюда находку.

Увидав здоровенного харцыза с таинственным ларцом в руках, Анжелина опять изменилась в лице. Только теперь она сделалась белее первого снега. Баронесса даже на ноги вскочила.

— Нет! Его нельзя открывать!

— Спокойнее, девочка. Мы же не хранители, разумение имеем. Поэтому и пришли спросить: что в нем такого важного и опасного? Расскажешь?

Анжелина без сил рухнула обратно в кресло и отрицательно помотала головой.

— Я не знаю…

— Ой, ли? — не поверил Владивой, ощутив в голосе падчерицы неискренность.

— Слово чести… — прижала руки к груди Анжелина. — То есть, я знаю, что там шкатулка. А вот что в ней… Эта шкатулка давно храниться в роду Зеленого Дуба, но что внутри нее — не ведомо никому. Матушка как-то, после очередной вашей ссоры, едва не открыла ее. Потом опомнилась, засунула в ларец, а сверху еще и бечевкой обмотала. От соблазна… И, если примете совет, положите его обратно в сокровищницу.

— В сокровищницу, говоришь?.. — призадумался Владивой. — Да, нет… Не те нынче времена настали, чтоб неведомые тайны за спиной оставлять. Пожалуй, есть один человек, которому можно показать Дубровскую шкатулку…

— Остромысл! — воскликнула Анжелина.

— Али Джагар! — прогудел одновременно с баронессой есаул Медведь.

— Дед Мышата… — тише всех произнес Лукаш.

— Да, — кивнул Владивой. — Именно о нем я и подумал…

— О Мастере? — решила уточнить Анжелина.

— Да, Мастер-Хранитель Остромысл разобрался бы с этой загадкой лучше всех. А не смог бы сам понять, так другие академики помогли бы старику, — кивнул Владивой. — Но вот незадача: я, если помнишь, в Зелен-Логе вне закона. И соваться в Оплот одному — как-то не с руки. Хранители чтят королевские указы. Могут попытаться исполнить решение королевы. А отправляться туда с отрядом, боюсь, как бы еще хуже не получилось. Объявлять войну Зелен-Логу в мои теперешние намерения не входит. Да и далековато… Как не торопись, а дней пять в седле провести доведется…

— И не надо в Оплот. Подумаешь, мастер… — проворчал Медведь. — Али Джагар на сажень вглубь земли зрит, хоть и слепой. Разберется не хуже хранителей.

— Что ж, есаул, — опять кивнул Владивой. — Разум и знания степного провидца достойны всяческого уважения, но и до него путь не близкий. А мельница Мышаты — вон, рукой подать. Если на башню подняться — Опупение видно. И сумерки не сядут, как мы там будем…

Владивой подумал немного и прибавил.

— Ну, а не поможет мельник, — крюк не большой. Проход рядом.

— Деда поймет… — убежденно отозвался Лукаш.

— Тогда, я с вами!.. — решительно поднялась с кресла Анжелина.

— Баба в харцызком отряде?! — то ли удивился, то ли возмутился Медведь. — Никогда такого не было!

Владивой задумчиво поглядел на падчерицу, какое-то время померялся с нею взглядами и кивнул третий раз.

— Охота пуще неволи, а уж — любопытство…

— Прости, но хлопцы не поймут нас, Ханджар…

— Ты, Медведушка, никак опять поспорить со мной решил? — голос Владивоя опасно зазвенел.

— Нет, Хан. Но… баба…

— Баронесса, хам! — Анжелина говорила спокойно, но металла в ее тоне было, ни чуть не меньше, чем у отчима.

— Конечно, конечно… — хмыкнул харцыз, мысленно сравнивая обоих. — Я только хотел сказать, что баронессой, моя прелесть, вам быть, пока не окажитесь среди наших воинов. Потому что тогда вас даже Громовержец не защитит.

— С этим не поспоришь, согласен, — Владивой не мог не признать разумность доводов опытного воина, куда лучше его самого знающего обычаи Вольной Степи. — Но мы им ничего не скажем. Вот так вчетвером на мельницу и поедем. А отряд пусть в Кара-Кермен возвращается. Скоро там много работы нашим саблям прибавится. Об этом, если помнишь, и Али Джагар ибн Островид сказывал.

— Да, но…

— Распорядись, — поднял руку Ханджар. — Раздай выкуп, а чтоб через час и духу их тут не было! Лукаш! Помоги есаулу, коли уж наказным атаманом Мельничуком стал. Потом — возвращайтесь, поскачем к Мышате. А мы с баронессой, пока, побеседуем немного. По-родственному… Небось, есть о чем, как считаешь, доченька?

С каждой выпитой кружкой вина, беседа приобретала все более глубокий смысл, а качка — усиливалась. Причем настолько, что ближе к концу застолья стало трудно не только наполнять пустеющие кружки, но и подносить их ко рту. И тем ни менее, ни у кого не возникало желание прервать разговор и отложить его на завтрашний день. Как оказалось, виконт Маркес любил и умел рассказывать и, к тому же, в лице дворян Зелен-Лога, Магистр обрел самых благодарных слушателей, которым было интересно все, от старинных преданий, до мельчайших обыденных фактов из повседневной жизни островитян. А еще потому, что учение Искупителя стало той единственной темой, которой по здравому размышлению и молчаливому уговору сторон, он не касался. Оставив обсуждение этого вопроса для более подходящего случая.

— Наколдовала она, значит, ужин, накрыла стол, зажгла свечи и ждет… — как и в любой иной мужской компании, беседа неуклонно сползала к самой волнительной теме: воспоминаниям. И что рассказчиком в этот разряд обычно включались истории не только из его личного опыта, а как бы ни всего мужского рода со времен сотворения мира, слушателей совершенно не смущало. Поскольку позволяло им пополнить, так сказать, собственную копилку знаний.