Татьяна Устименко - Звезда моей судьбы

— Глупый закон, — сердито буркнула я, решив отложить на более подходящий момент вопросы относительно упомянутого Дархэма. — Впрочем, поговорим об этом позже. — Я внимательно оглядела потный лоб роженицы, ее расширенные, полные муки глаза, услышала дико частящий пульс и мгновенно поставила диагноз: — Ваш ребенок застрял на выходе из чрева и сейчас задыхается. Если вы будете послушной и беспрекословно выполните все мои рекомендации, мы еще сможем спасти и его, и вас. А если нет… — Я красноречиво развела руками.

— Сделаю все, что скажешь, — послушно ответила роженица. — Приказывай, целительница.

— Я возьму на себя вашу боль, — пообещала я, крепко ухватив женщину за запястье, — чтобы вы смогли собраться с духом и вытолкнуть из себя дитя. Но лишь в тот миг, когда я вам прикажу, не раньше и не позже. Если вы нарушите это условие, то умрете… Умрете не только вы, но и ваше дитя — от недостатка воздуха, и я — получив откатный удар моей магии. Готовы ли вы рискнуть?

— Ты жертвуешь ради меня своей жизнью? — не поверила женщина, вцепившись в мои пальцы. — Но почему? Зачем?

— Я чувствую, что этот ребенок чрезвычайно важен для вашего народа! — призналась я. — Вернее, — я откинула капюшон плаща, прикрывающий мою голову, и показала роженице свои остроконечные уши, точно такие же, как у нее самой, — для нашего народа!

— О, так ты эльфийка! — Слезы облегчения заструились по щекам моей пациентки. — Но откуда ты появилась? Ах, неужели… — Она прикусила губу, не осмеливаясь озвучить пришедшую на ум догадку. — Так, значит, ты и есть та самая Наследница, которую все мы ждали так долго?..

— Об этом мы тоже поговорим позже, — вздохнула я, требовательно сжимая ее руку. — А теперь приготовьтесь… — И я мысленно слилась с сознанием роженицы, принимая на себя терзающую ее муку.

Сначала перед моим ментальным взором предстала удивительная картина. Я узрела покои замка, отстроенного с невероятным, поистине нечеловеческим размахом…

Потолок комнаты шатром сходится в необозримой вышине, и там, под стрехой и на стропилах, висят пучки полевых трав. Густой теплый запах лета идет оттуда волной, раскачивая широченную, повернутую к стене изголовьем кровать, где можно сладко дремать, теряя и снова находя себя. От окна с опущенными шторами из деревянных реек по стенам расползаются причудливо изогнутые радужные полосы. Пахнет чем-то нестерпимо вкусным, и этот запах перебивает даже сладкий аромат восковых свечей и мускусных духов. А на кровати лежат двое, мужчина и женщина, слитые в экстазе плотской любви. В женщине я сразу узнаю свою пациентку. Мужчина поворачивает голову, и мне становятся видны его сиреневые глаза и черные длинные локоны. Ах, это же мои глаза, мои волосы… И я понимаю, что случайно стала свидетельницей зачатия того самого ребенка, рождению коего помогаю сейчас… Но картинка исчезает так же внезапно, как и появилась, а все мое тело будто окатывает кипятком, швыряя в круговорот неистового, всепоглощающего страдания.

Невиданная боль… Она стала огненной пучиной, погружающей в безвременье; пламенем, где растворяются кости, сердце, мозг, разум… Черные шарики трусости и сомнений, из которых состоит низменная часть моего существа, барахтаются в кипящей лаве, тянут темные отростки через оранжевое зарево самопожертвования. Хватит! Прикажи себе остановиться, ибо терпеть такое невозможно! Я вижу, как черные шарики сбиваются в клубки, растягиваются лентой, и эти нити накрывают, отдаляют от меня пламя целеустремленности. Они выстраиваются во что-то мерзкое и отделяют меня от спасаемой женщины… Цепь. Решетка. Стена. Скорее! Красно-оранжевое зарево жизни притухло, гаснет совсем. Это смерть, наползающая на меня с неотвратимостью лавины, и я принимаю ее со смирением, ведь головка ребенка уже показалась между ног роженицы, устремляясь вперед, к жизни и свету… И тут из черного выплескивается нечто зеленое, словно весенняя трава. Мою боль обволакивают поющие струны надежды. Не касаться, только не касаться черноты! Темная пустота — это больше не я. Я вовне, это мой юный голос, это голос Ардена поет вокруг меня о любви, прекрасной и бессмертной. Черная дыра втягивает зеленый мир, но это уже неважно: в ней рождаются иные цвета…

И вдруг точно хлопок, и вселенные снова меняются местами, выбрасывая меня на пол шалаша. Боль ушла, испарилась, будто ее и не было. На руках у меня заливается первым победным криком прехорошенький, здоровенький мальчик, а я смеюсь и рыдаю одновременно, прижимая к своей груди его крепкое тельце. Понимаю, что и на сей раз успешно справилась с подкравшейся бедой, а смерть снова отступила, не выдержав победоносного напора жизни!

Роженица устало вздохнула и откинулась на травяную подстилку, предоставив мне приятную возможность поухаживать за ее сынишкой. Стараясь не обращать внимания на дрожь и слабость в руках, я распотрошила найденную в шалаше сумку и обнаружила в ней приданое для новорожденного ребенка, пришедшееся очень кстати. Малыш невозмутимо посасывал собственный пальчик, наблюдая за мной ярко-сиреневыми глазенками. На его круглой, словно наливное яблочко, головке вились длинные, черные, как смоль, волосики. Почти не соображая, что делаю, будто по наитию, я приложила к его лобику свою хрустальную звезду и прошептала:

— Милостью покровительствующего мне бога Шарро я, Йохана, Наследница трех кланов, нарекаю тебя Арциссом Вторым!

Его мать удивленно вскрикнула, но не осмелилась протестовать, взирая на меня с благоговейным испугом.

Я запеленала малыша Арцисса в мягкое полотно и обвязала найденным в сумке свивальником. Мальчик сердито кряхтел, приобщаясь к реалиям нашей непростой жизни. Неожиданно снаружи донесся шум, образованный из торопливой мужской перебранки, конского ржания и мелодичного бряцания воинской амуниции. Я снова прикрыла голову капюшоном плаща и, прижимая к себе новорожденного, поднялась, раздвинула ветвистый полог шалаша и вышла на поляну, щурясь от лучей Сола.

Приставив ко лбу сложенную козырьком ладонь, я пытливо всматривалась в гарцующих передо мной всадников, восседающих на высоких, тонконогих скакунах. Рельефные торсы мужественных воинов облекали серебряные кольчуги филигранной работы, а их спины прикрывали какие-то черные складки, изначально принятые мной за откинутые плащи. Лишь приглядевшись повнимательнее, я поняла, что это крылья! Мощные и черные, как покров ночи. Самые настоящие крылья! Итак, невозможное стало возможным, вмиг обретя форму и плоть. Передо мной предстали крылатые эльфы Полуночного клана, некогда изгнанные из Блентайра! Трудно передать словами, какой шквал из противоречивых эмоций бушевал сейчас в моей душе. В нем смешалось все: восторг, недоверие, испуг… Я потерянно молчала, не в силах вымолвить ни слова. Маленький крикливый мальчишка, только что испытавший первую в жизни крупную неприятность, сердито ворочался у меня на руках, пытаясь выкрутиться из меховых пеленок. Его обнаженная головка щекотала мне ладонь, которой я пыталась прикрыть малыша от палящих лучей Сола. Расплавленное золото жаркого полудня лилось с небес, очерчивая мою фигуру четким ореолом. Наверное, вот такая, с нимбом во весь рост и с ребенком на руках, я кого-то напомнила прибывшим на поляну мужчинам. Они дружно спрыгнули с коней и опустились на одно колено, склонив гордые головы. На волосах того, кто возглавлял пышную кавалькаду, я увидела тонкую золотую диадему и мгновенно поняла — передо мной находится сам король.