Максим Далин - Лестница из терновника-3. Прогрессоры

— Позволь мне удалиться, Лев Львов, — сказал Бэру вслух. — Я понял всё.

Владыка благосклонно кивнул, скрывая довольную улыбку. Он думает, что я — верёвка палача, и наслаждается этим, подумал Бэру и содрогнулся, скрыв невольное движение глубоким поклоном. Он встал и вышел из зала Престола, провожаемый насмешливыми взглядами — но пока Бэру шёл по Логову, его провожали обожающие взгляды несущих службу синих стражей.

Бэру собирался вернуться домой.

В приёмных покоях с фонтаном Бэру остановил Кельну ад Шевина, Львёнок Львёнка, командующий чангранскими сборщиками податей, суетливый мирянин, озабоченный собственным имуществом, делами и детьми сверх всякой меры. С ним был юноша лет шестнадцати с тем выражением смазливой мордашки, какое мужики характеризовали однозначно и выразительно: «Ищет, кому медяк за золотой продать».

— Послушай меня, Наимудрейший Синий страж, — сказал Кельну просительно. — Пожертвую Цитадели десять необрезанных жеребцов, если возьмёшь Дилсу к себе. Я третьего сына Творцу обещал, когда… ну, в общем, надо было… так может, под твою руку?

— Ко мне или в Святой Совет? — юнец потянулся к плащу Бэру — и страж убрал полу плаща в сторону. — Мальчик, обет Синей Цитадели запрещает пустые прикосновения. Кельну, я его не возьму.

Дилсу чуть пожал плечами с безразличной миной и отошёл в сторону. Физиономия Кельну вытянулась от огорчения.

— Но почему, Наимудрейший?!

— Он уже в Поре? — спросил Бэру, кивнув в сторону юнца, и, не дожидаясь ответа, продолжал. — В Поре. Недостаточно чист. Почему предлагаешь так поздно?

Кельну замялся.

— Да вот… ждал вот… когда Святейший Наимудрейший Гобну…

— Так обратись к Гобну, — отрезал Бэру. — Я не беру тех, кому пришла Пора. Они не смогут достичь ангельской чистоты, а дурного беспокойства в моей Цитадели не надо. Да и что твоему сыну в синем капюшоне? Ни денег, ни славы.

— И то верно, — Кельну развёл руками, показывая, что вовсе не прячет оружия в кулаке. — Я, правда, подумал, что в Цитадели ему будет лучше…

— Не будет. Ученик или служка Святого Совета может быть повышен до Наставника, а то и до Наимудрейшего, как знать, а синий страж на всю жизнь — просто брат. И жизнь полна лишений, и смерть неизбежна и насильственна… зачем тебе и ему эта ноша?

Кельну кивал, а Дилсу, кажется, уже радовался отказу. Он отвернулся в сторону и принялся с преувеличенным вниманием разглядывать сложный орнамент на арке дверного проёма. Зато на Бэру, как на одного из Семи Пророков, глазел маленький раб, которого послали с каким-то поручением и который остановился в дверях на полушаге, опустив руки и забыв обо всём на свете.

Под взглядом Бэру раб, замирая от ужаса и восторга одновременно, опустился на колени. Кельну укоризненно качнул головой:

— Рабы Прайда распустились до непотребства. На него смотрят двое Львят и Наимудрейший — а он и ухом не ведёт, считает, что ты благословишь его, как Львёнка, Бэру. Такой раб вряд ли заживётся надолго…

— А он и есть Львёнок, — сказал Бэру тихо. — Дитя кого-то из младших Львят и общей рабыни Прайда, иначе его не обрезали бы в детстве. В его душе нет страха, зато есть та самая чистота, которую я ищу в будущих синих воинах. Цитадель заплатит за него Прайду.

Кельну нахмурился и дёрнул щекой — кажется, он, наконец, согласился с нелестным мнением всего Прайда о Синем Драконе. Он жестом приказал сыну следовать за ним и ушёл, не сочтя нужным проститься с Бэру. Маленький раб — никак не старше десяти-одиннадцати лет, худенькое глазастое создание, одетое в одни только штаны, слишком длинные и широкие, лохматое, босое, покрытое синяками с ног до головы — медленно встал с колен и подошёл с очарованной робкой улыбкой.

Протянул руку, чтобы дотронуться до одежды Бэру — и Бэру отстранился.

— Брат не касается брата без крайней нужды, — сказал он, улыбаясь.

— Наимудрейший, — осмелился маленький братец, — а правда, что у всех синих будут крылья?

— Обязательно, — серьёзно сказал Бэру. — Твоя душа воспарит на этих крыльях с поля последнего боя к самому престолу Творца — и из рук самого Творца ты получишь меч из чистого сияния. Однако, нам пора возвращаться домой, брат. Правда?

Маленький братец только и смог кивнуть, задыхаясь от счастья. А Бэру смотрел на него — и видел взором души сурового воина с ангельским ликом, которым это дитя станет лет через десять: лучшие стражи вырастали из детей, верящих в синие крылья.

Мы покидаем замок Хотуру не на рассвете, а гораздо позже.

Нас кормят.

Люди Хотуру вытаскивают из закромов вяленое мясо и засахаренные плоды, суют их нашим девочкам в седельные сумки. Где-то на задворках, где кухня, печи и прочие хозяйственные помещения, пекут хлеб — рабы тащат горячие лепёшки, овальные, коричневые, источающие восхитительный домашний запах. И даже рабы улыбаются, когда кто-нибудь из наших бойцов обжигается, пытаясь отщипнуть кусочек от горячего — все хохочут, все слегка на взводе и делают вид, что грядёт сплошное прекрасное будущее.

И уезжать тяжело.

У Мингу — синяки под глазами и физиономия заострилась. Он всю ночь решал со своим отцом принципиальный вопрос: ехать ли с нами или остаться дома — причём, присутствие Лекну рядом в качестве волка-телохранителя и любимой женщины уже не оговаривалось, а принялось само собой. Выяснение этого вопроса продолжается за завтраком; в конце концов, Хотуру настоял на своём — Мингу не едет. И Лекну остаётся. Зато к нашему отряду присоединяются несколько юных волков — главным образом из-за девочек, я подозреваю, а уж потом — за идею.

Наших лошадей чистят до солнечного блеска и кормят до отвала. Некоторых перековывают. Элсу улыбается, тихонько говорит: «Щедрость несказанная… как в старые времена, когда люди были братьями не только по имени», — а Ар-Нель задумчиво замечает: «Надежда — великая вещь».

Да, Хотуру смотрит на наших Львят печально и с надеждой.

— Всё должно быть очень хорошо, — говорит он. Вероятно, имеет в виду, что вся жизнь теперь будет похожа на вчерашний вечер: или праздник, или абсолютная искренность, срывание покровов и восстановление справедливости.

— Всё будет, как в старые времена, — откликается Анну. — Даже лучше.

И нам открывают ворота. Нас провожают, как настоящих братьев — как друзей, по крайней мере — и девочки часто оглядываются.

А в деревне, которую мы проезжаем, нас ждёт сюрприз.

У колодца, под цветущим деревом т-чень, нас встречает группа подростков. И они вовсе не кидаются врассыпную при виде отряда — правда, позы такие, что понятно: готовы удрать в любую минуту. Ар-Нель улыбается им и приветственно машет рукой; двое мальчишек переглядываются — и вдруг подбегают к нам, к его лошади, идущей шагом, и сдёргивают платки с голов.