Рассел Малкахи - Горец _ Чужие _ Чернокнижник (сборник)

Сегодня на планете последний день «месячника гастролей». Непрерывный хоровод переезжающих с места на место трупп и солистов изобретателям этой кутерьмы виделся панацеей от однообразия серого существования. Усталые, изжеванные бессонными ночами и долгими переездами театральные звезды обычно дежурно отплевывались монологами на сценах — по вечеру в каждом городе. Изредка, правда бывали исключения. В этот раз в оперном зале Блайтвила Мак-Левуду посчастливилось стать свидетелем маленького театрального чуда.

Вся труппа из Нью-Йорка работала вдохновенно. Особенно поразила Конора действительно гениальная Стрекли Льюис. «Тристана и Изольду» в «Метрополитен-опера» не раз ставили еще с конца XIX века. Партию Изольды исполняли замечательные певицы — Эмма Дестинова, Роза Понсель и потрясающая норвежка Кирстен Флагстад. Традиции их исполнения свято берегли в труппе — и теперь многие черты знаменитых предшественниц Мак-Левуд находил в Стрекли Льюис. Великолепно чувствующая сцену, пластичная и грациозная, она обладала чарующим голосом. Он то звал к далеким вершинам, то приглашал отдохнуть в тени журчащего ручья, то убивал холодным презрением обманутой надежды. Очарование полуяви-полусна, создаваемое настоящим искусством, охватило Конора. Музыка Вагнера уводила в дикий, таинственный мир. Юная королева в нем ждала своего избранника, затерявшегося в чужой стране. Ждала и верила в его скорое возвращение, посылала гонцов: «Помни, Горец, помни свой долг!»

— Да, я помню! Самое начало. Планета Зайст. Мы хотели идти вперед. Мы планировали восстание. Нам противостоял генерал Катано.

Пыльную равнину зубчатым хороводом окружили поблескивающие в вечерних лучах заходящего Каро вершины гор. Ветер, шлифуя остатки древних исполинов, пылью гонит их в вечное странствие по ущелью Буранов! Из-под бесплодного слоя песка кое-где обнажился монолит богатейших на Зайсте молибденовых руд. Кустики лаузы, вцепившись корнями в камень, гребешками закостеневших листьев вызванивают на ветру свою заунывную мелодию скорби. Только лауза растет в этих местах, противясь напору песка, жары и ветра. Кустики лаузы свободные жители планеты высаживают у могил погибших в борьбе сограждан. Лауза украшает гордое знамя повстанцев, в бою служит опознавательным знаком борцов за свободу.

Развалины храма Народоправия мрачно темнеют провалами выбитых окон и растерзанных стен. Величавость гордого здания только усиливают зияющие раны, которые нанесены авиацией генерала Катано в первые дни переворота. Враг пытался стереть до основания символ власти Совета мудрейших.

Долгие годы борьбы с диктатором многое изменили на Зайсте. Некогда цветущая планета превращена в пустыню. более ста лет свободные граждане не желают признавать власть мятежного генерала. Непрерывная борьба истощает силы обеих сторон, кровь льется рекой. Генерал лишился своей авиации, но сумел оттеснить повстанцев в бесплодные районы Банха. Зайст в последние годы стремительно теряет атмосферу, и это прежде всего сказывается в горных областях, опорных базах повстанцев.

На возвышении — среднего роста кирсанин. 20 лет он возглавляет движение свободных граждан на Зайсте. Высокий лоб мыслителя, сила богатыря и умение прирожденного воина. Меч, традиционное оружие планеты, в его руках становится то разящей молнией, то неодолимым щитом. Его уроки фехтования многое дают повстанцам, многое, но не победу. С мечом приходится идти на пушки, на сметающие всё живое лучи бластеров. Многие погибли в неравной борьбе. Оставшиеся в живых начинают задыхаться в разреженном воздухе высокогорья. Почти всё свободные граждане Зайста собрались на руинах храма Народоправия. К ним обращен уверенный и звучный голос Рамиреса:

— Мы собрались втайне на руинах храма Свободы, чтобы каждый осознал: предстоит последний бой с генералом Катано. Предыдущие были проиграны, но в этот раз нас поведет настоящий вождь, о котором говорится в древних книгах!

Слова Рамиреса прямили спины, расправляли плечи. всё знали о древних пророчествах: «Свободу жителям Зайста принесет огненноглазый вождь, длинноволосый и высокий…»

— Кто же он? Покажи нам его! — вскричали в толпе.

Послышались и недоверчивые голоса, явно намекающие на несоответствие лысеющего Санчеса де Рамиреса описанию:

— Уж не ты ли будешь нашим вождем?

Рамирес высоко вскинул руки, добиваясь тишины. Море голосов застыло, толпа замерла в оцепенении ожидания. В гробовом молчании падали пророческие слова:

— Пусть он покажется сам, пусть он сам ощутит Возрождение! Пусть каждый слушает свое сердце и сверяет свой пульс с биением всевидящих звезд Каро!

Рамирес выхватил меч, описал магический круг начала поединка, будто вызывая на бой природу Зайста. Стихия откликнулась на вызов близким громовым раскатом. Свободные жители Зайста взволнованно загудели, им предстояло выбрать себе вождя. Каждый вдруг совершенно по-новому увидел своих соседей. Кто же из них вождь? Перебирали самых отважных в боях, самых сильных и разумных. Нет, всё не то. Внезапно непонятная сила подсказала: Конор Мак-Левуд, Горец. Конечно! Взгляды всех присутствующих, как по команде, устремились к молодому и обычно застенчивому воину. Тот словно осветился неведомым внутренним огнем, преобразился. Решительным и уверенным стал его взор, он, казалось, подрос на пару стилов. Властно и требовательно Конор поднял глаза на Рамиреса и понял: Санчес давно выделил его среди толпы. В момент, когда их взгляды встретились, Рамирес утвердительно кивнул головой:

— Да, ты! И пусть древняя энергия луча до краев наполнит тебя силой!

Народ расступился, освобождая Мак-Левуду путь к возвышению. Молодой воин шагнул вперед — и свободные граждане Зайста преклонили перед ним колени. Рамирес спешил с возвышения навстречу новому вождю! Он низко поклонился и коснулся ног молодого воина! Эти действия символизировали, что Рамирес всецело признает право Мак-Левуда распоряжаться своей судьбой. Уже вместе — Рамирес на полшага сзади — они направились к священному сосуду витано.

Единственный спасенный в день переворота генерала Катано источник новой энергии, давшей возможность Зайсту совершить скачок в развитии, свято хранился свободными жителями и был символом надежды на избавление от ненавистного гнета. Никто не осмеливался напитаться энергией витано, хотя каждому давала она бессмертную жизнь. Девиз свободных граждан гласил: «Или все, или никто!»

Генерал Катано не раз пытался захватить сосуд, понимая, что, пока хоть один источник витано в руках восставших, борьба не завершена. Спасая энергию, жертвовали собой храбрейшие из храбрейших. Теперь витано должен был напоить энергией вождя повстанцев для последнего решающего штурма.