Руслан Мельников - Алмазный трон

Правда, сейчас Арина вся — с головы до пят — была перемазана грязью, а ее спутанные, слипшиеся волосы казались седыми от пыли. Но даже в таком неприглядном виде гречанка пробуждала желание. А может быть, неспроста это? Может быть, все колдовские способности, еще оставшиеся при ней, Арина тайком направила именно на это? Может, ворожея очень хочет понравиться Кощею?

Интересно, а тварь, пришедшая из мертвой нави, вообще способна оценить живую женскую красоту?

Видимо, способна. Видимо, Арина твари понравилась.

В паху Кощея что-то шевельнулось, набухая. Тимофей отвел глаза. Настолько это «что-то» выглядело отвратительным. У людей все не так, у людей — иначе. Бедная, бедная Арина…

Кощей улыбнулся гречанке:

— Хочешь жить, ведьма, или предпочитаешь лежать с ними? — Он кивнул на мертвые тела, из которых только что выдышал жизнь.

— Хочу, — раздался тихий голос из-под густых волос, закрывавших лицо Арины. — Хочу жить…

Язык гречанки тоже был освобожден от ханьской волшбы. Она могла говорить.

— А будешь ли ты любить меня на ложе, как верная раба любит своего господина? — с насмешкой спросил Кощей. — Отдашь ли мне свою любовь всю и без остатка? Порадуешь ли своими ласками? Станешь ли первой наложницей в моем гареме?

— Буду, — снова донесся из-под грязных волос слабый голос. — Буду любить. Отдам. Порадую. Стану…

Она была готова на все.

Кощей удовлетворенно кивнул. Взглядом указал Арине на место у трона. Обнаженная гречанка опустилась к ногам нового господина. Туда, куда и было указано.

— Тебе стоило бы поучиться у нее покорности, — обратился Кощей к Тимофею.

В самом деле, сильная колдунья, жаждавшая любой ценой остаться в живых, принимала свою незавидную участь с большим смирением и с большей готовностью, чем Тимофей — свою.

И все же странно. Кощей и Арина… Неужели никейская ворожея действительно так необходима навьей твари для любовных утех?

Кощей глумливо подмигнул Тимофею:

— Слуги-чародеи мне не нужны, но наложницы-чародейки очень страстны и любвеобильны. Они способны согреть даже мое холодное ложе. Да-да-да, кто-то из живых должен делать и это. Знаешь, я так соскучился по женщинам этого мира.

«Ну конечно, после стольких-то веков воздержания!» — подумал Тимофей.

— Одна ночь любви порой дает ощущение жизни больше, чем десятки смертей. — Кощей перестал улыбаться. — Но это, конечно же, ни в коей мере не отменяет твоей службы. Так что теперь поднимайся ты, слуга.

Еще одно легкое движение длинных тонких пальцев.

Оцепенение, все еще сковывавшее тело Тимофея, отпустило. На этот раз — окончательно.

Он поднялся на ноги. Машинально взял лежавший рядом меч. Вот только зачем?

Тимофей тупо уставился на бесполезное оружие. Зарубить Кощея он ведь не мог. Клятва верности, данная вроде бы Угриму, на самом деле не позволяла ему поднимать руку на навью тварь. И это Тимофей уже прочувствовал на собственной шкуре. Просто уйти он не мог тоже. Некуда было. Да и не отпустит Кощей слугу, который ему так приглянулся.

И что же? Он обречен теперь служить навьей твари? Как Арина. Только на ином поприще.

— Не упрямься, не противься и не огорчайся, — с усмешкой посоветовал Кощей. — Я легко мог бы сделать из тебя покорную куклу, но мне этого не надо. Видишь ли, когда накладываешь на человека чары, он утрачивает волю, смекалку и живость ума. Заколдованный слуга подобен послушному, но глупому и вялому ребенку, не умеющему шагу ступить без опеки. Таким слугой приходится управлять, за него приходится думать, приходится всякий раз указывать ему, что следует делать и как должно поступать. — Кощей поморщился. — Мне нужны другие слуги. Те, которые будут служить верно и ревностно, но при этом не утратят способности самостоятельно искать наилучшие пути к исполнению моих приказов. Те, которые не станут отвлекать меня по пустякам. Те, которые будут подчиняться по доброй воле и собственному разумению, а не по магическому принуждению. Те, которые во имя мое и во благо мое быстро и без пощады убьют многих, по своему усмотрению выбирая самые действенные способы для убийства. В конце концов, меня интересует лишь смерть живых, а не то, как именно они погибнут. Их смерть дает мне ощущение жизни — вот что главное. И совершенно не важно, несу ли я смерть живым сам, или по моей воле одни живые умерщвляют других. Я с одинаковым удовольствием вдохну любую жизнь. Ты понимаешь, о чем я говорю, слуга?

«Слуга?» Так теперь к нему будут обращаться? Тимофей не ответил. Вслух — не ответил, но Кощей удовлетворенно кивнул:

— Вижу, что понимаешь. И мы теперь сделаем вот что…

Кощей протянул руку к Бельгутаю. Едва уловимым движением пальцев снял с татарского нойона ханьские чары. Однако вдыхать его жизнь, как жизни других воинов, навья тварь, вопреки ожиданиям Тимофея, не стала.

Едва выйдя из оцепенения, кочевник схватился за саблю, тряхнул головой, как закусанный докучливыми оводами жеребец. Тимофей растерянно смотрел, то на хозяина тронной залы, то на татарина.

Кощей кивнул на Бельгутая.

— Убей его, — проскрипел в тишине неприятный голос со знакомой интонацией Угрима.

— Убить? — переспросил Тимофей.

— Ты же не глухой, слуга! Ты хорошо слышал меня. Да, я велел убить этого человека. Это мой первый приказ тебе на новой службе. И для тебя не должно быть ничего более важного, чем исполнять мои приказы. Способ убийства можешь выбрать сам. Позволяю использовать любой.

Крысий потрох! Тимофей все понял. Кощей вовсе не случайно выбрал именно Бельгутая. Проклятая тварь, не так давно рывшаяся в его, Тимофеевой, голове, наверняка знает уже, что когда-то они с татарским нойоном были… не то чтобы очень дружны, но, во всяком случае, неплохо ладили между собой. А случалось, и прикрывали друг другу спины. И еще Кощею должно быть известно, что Бельгутай — хороший воин. Прекрасная кандидатура, в общем, чтобы испытать верность и боевое мастерство нового слуги.

Это была проверка живого человека, принятого на службу к владыке мертвой нави.

— Ну же! — повысил голос Кощей. — Не заставляй меня ждать!

Ишь, торопит. Пугает…

Навья тварь взмахнула рукой. Меч в руке Тимофея дернулся, как живой, повернулся острием к Бельгутаю.

— Убей его, — повторил Кощей. — Не огорчай меня, слуга.

Блеск кощеевых глаз отразился в отполированной стали клинка.

Арина, потупив глаза, тихо сидела у подножия трона.

Конечно, Бельгутай видел все, что происходило перед алмазным троном, — от начала до конца. Ханьское колдовство обездвижило его, но не сделало слепым. Бельгутай видел, как урусский коназ-шаман одолел ханьского чародея. И как собрал шесть магических камней с древними Костьми воедино. И как страшно поплатился за это.