Геннадий Башунов - Чёрные перчатки

- Права, - угрюмо отозвался могильщик.

- И что нас отличает? Секс? Кажется, сегодня первый день, как ты побрезговал Заркой.

- Я не убиваю детей в утробе.

Марва рассмеялась.

- Ты даёшь им подрасти и стать разбойниками или могильщиками, - сказала она. – Но это, конечно же, куда благородней, тем более, ты только защищался. Особенно в той деревне... ах да, тебя же закидали камнями и дерьмом, совсем забыла. И неразумные люди поплатились за это.

- Откуда ты всё знаешь?

- Я же говорила тебе: ты интересная для нас личность.

- Вас или тебя?

- Меня. Я любила тебя, могильщик. Любила по-настоящему, ты даже не представляешь, что это такое. Я страдала, плакала в подушку, ждала тебя, но ты не приходил. И тогда мне приходилось упиваться на йолях, курить гашиш и расставлять ноги перед тем, кто этого пожелает, а желали, сам понимаешь, не многие, ведь я некрасива, как остальные. Знаешь, кто забрал мою девственность, которую я так хотела отдать тебе?

- Не надо... – умоляюще произнёс Велион.

- Как хочешь, - холодно улыбнулась Марва. – Не думай, что мы не люди... Чёрный могильщик.

- Извини.

- Извинения приняты. А всего-то надо было разобраться, да?

На сей раз могильщик промолчал.

Марва ушла, и он остался наедине со своей тоской. Пиво казалось паршивым на вкус, на душе стало ещё поганей.

Мимо снова прошла новенькая. На этот раз она не смотрела в сторону беседки, и, когда девушка вернулась и подошла к беседке, Велион удивился.

- Не против? – спросила она приятным голосом.

- Нет, конечно, - выдавил улыбку Велион. – Будешь?

- Не привыкла к пиву, но не откажусь.

Новенькая села рядом с тотенграбером и, приняв кружку, сделала глоток.

- Гадость, - сказала она, поморщившись. – Но, наверное, привыкаешь?

- Угу. Как тебя зовут?

- Ариэла. А тебя... могильщик?

- Велион.

- Тогда за знакомство, - подытожила Ариэла и, морщась, сделала ещё глоток. – Знаешь, меня сюда не по своей воле сбагрили. И мне это совсем не нравится. Но бежать уже некуда, к тому же, я послушная девочка. Извини, что боялась тебя.

- Да ничего, я привык.

- Предполагаю. Меня с детства учили бояться могильщиков, но оказавшись здесь... Знаешь, мне кажется, что в этом храме всего два человека – ты и я.

- Ты ошибаешься. Человек здесь только ты, - усмехнулся Велион. – Хоть меня и пытались убедить в обратном.

- Как думаешь, это страшно? Ну, йоль.

- Не знаю. Думаю, тебе будет плевать на всё.

- Но сейчас-то мне не плевать, - с нотками страха в голосе пожаловалась девушка. Она глотнула ещё пива. – Чёрт, - с неожиданной яростью в голосе произнесла она, - лучше бы дала тогда этому сраному рыцарёнку, а теперь... Знаешь, меня пытались совратить этой ночью... другие послушницы. Но я отказалась.

Могильщик грубовато притиснул Ариэлу к себе и поцеловал в губы. Девушка сопротивлялась, но не долго. Потом сама прижалась к нему телом, неумело отвечая на поцелуй и тихо посапывая. Велион отстранился сам, глотнув пива, тихо сказал:

- У меня отдельная келья.

- Я знаю, - немного смущённо ответила Ариэла. – Я, собственно, потому к тебя и подошла. Всё-таки... ты здесь единственный мужчина, а я... не хочу, чтобы первый раз у меня это было с женщиной. Или пьяным старым магом. Ты, наверное, ещё не знаешь, но я чувствую, что ты скоро покинешь это место и...

Велион кивнул и снова прижал свои губы к губам девушки.

Он не удивился, почему это доставляло ему это неподдельное удовольствие. Ариэла была живой в отличие от других послушниц. Живой...

Велион внимательно всмотрелся в стену. Она была чёрной и шершавой.

И тогда всё встало на свои места: холод, непреодолимость, бесконечность...

Это были перчатки. Именно перчатки стали его своеобразной стеной в жизни. Они огораживали Велиона от других людей, блокировали чувства, привязанности, оставляя лишь бесконечную дорогу не понятно куда ведущую.

А за этой стеной была жизнь, где-то там горел огонёк, к которому могильщик шёл в своих осенних снах. Но он сам построил стену, перегораживая возможную дорогу, хоть и видел их лишь во сне. А значит, он сам продолжит свой путь и, возможно, дойдёт-таки до конца.

На душе стало легко, и могильщик прижался к стене, чувствуя, как она промораживает его до костей. Этот холод был холодом смерти. Пусть будет так. Пусть дорога кончится на середине. Он знает о стене. И, возможно, попробует её перепрыгнуть или сломать, хоть это и невозможно.

Проснувшись, могильщик долго смотрел в потолок, а потом, поднявшись, нашёл перчатки.

Вот она. Стена. На губы тотенграбера выползла улыбка. Продолжая улыбаться, он натянул перчатки.

Их кожа была шершавой и холодной. Но могильщик ждал этого.