Сергей Раткевич - Наше дело правое

Забавно, как мы все по-другому и выглядим, и даже одеваемся, когда отправляемся в Пограничный форт. Когда мы поодиночке подходим к Приворотному Залу, это вроде и не так заметно, но когда мы собираемся в нем вместе, это просто бросается в глаза. И ведь не всякий со стороны скажет, в чем именно заключается странность… Хотя, что она есть, заметит каждый.

Так не одеваются для повседневной жизни. Так не одеваются, собираясь на войну. Так не обряжают перед смертью. А ведь Граница — это и жизнь, и война, и смерть, и многое другое.

Одежда у нас у всех темная, немарких цветов, подходящая, чтобы затаиться в тени, — черная, буро-зеленая, темно-коричневая. Никак уж не яркий мундир — чтобы враг видел издалека и боялся облекающей тебя яростной радости алого, синего, желтого. Но и на полевую форму непохоже, потому что кто же станет украшать ее всякими хитрыми тонкими узорами! А наша темная, неброская на первый взгляд одежда сплошь изукрашена вышивками, мережками, прорезным шитьем — словно мы собираемся на какой-то праздник… только это тайный праздник, о котором непричастные не знают ничего, и потому наши красиво изукрашенные наряды так неброски. Праздник тайный и долгожданный, как первое касание руки любимого.

Ты здесь, любовь моя, — рядом со мной. На тебе черная рубашка, сплошь расшитая черной же нитью тонким сложным узором… Вчера ты целовал меня, когда я положила последние стежки, — а сегодня уже надел ее… и как же она тебе к лицу! Насмотреться на тебя не могу, Дилан, и не смогу никогда. И никогда не привыкну к тому, что мы вместе, — всякий раз, каждую минуту это отзывается в моей душе, как чудо, каждая минута остра и свежа, как самая первая… А ведь останься я храмовой жрицей — и мы бы никогда не встретились!

— Далле… — Твоя ладонь ложится на мою. — О чем ты думаешь?

— О том, как же нам повезло, что мы встретились…

— Нам? Это мне повезло, — улыбаешься ты, и в твоей улыбке столько безоглядного счастья, что у меня сердце щемит от ответной нежности. — Невозможно просто повезло. Могли ведь и в самом деле не встретиться. Мне-то на Границу прямая дорога лежала. Но ведь у тебя было состояние, почет, уважение. А ты все бросила и ушла в Пограничный отряд…

— Замуж хотела, — безмятежно сообщаю я и с удовольствием смотрю, какое удивление отображается на твоем лице.

— Далле! Да ты шутишь!

— Нисколечко. Вот что хочешь, то и думай, а я просто хотела выйти замуж. И не за кого попало, а по любви.

— И тебе храмовое пророчество открыло, что ты встретишь здесь меня? — улыбаешься ты. — Быть не может! Пророчества — они впрямую никогда ничего не говорят. Их еще попробуй пойми: то ли тебе сулят безвременную смерть, то ли удачу на охоте, то ли сердечную любовь, то ли и вовсе кружку горячего вина…

— Вот потому я никаких пророчеств и не испрашивала, — киваю я. — Просто я знала, что судьба моя здесь. А иначе мне так всю жизнь одной и вековать? Охотников за мной поухаживать и то не найдется — что уж о любви говорить… а чтобы меня кто замуж за себя взял, так и вовсе…

— Далле! — перебиваешь ты. — Ну что ты говоришь такое! Разве тебя можно не полюбить?

— Кому как, — задумчиво говорю я. — Дилан, сердце мое… неужели ты и правда не понимаешь, кто я такая? Не понимаешь, кем я была в Храме?

— Ликом Смерти, — недоуменно отзываешься ты. — Ну и что?

— Балда ты все-таки, — улыбаюсь я. — Ты и в самом деле не понимаешь… и все вы здесь не понимаете… это ведь мой дар — помогать душе умершего найти дорогу! Ну кому нужна девушка, которая каждый день имеет дело со смертью!

— А что, у тебя от этого нос кривой, глаза косые, голова глупая или сердце злое? — парируешь ты. — Хотя голова у тебя точно глупая, раз ты думаешь, что тебя полюбить нельзя…

И ведь ты веришь в то, что говоришь. Когда ты полюбил меня, ты даже не задумался ни разу, что я…

Ты сумасшедший, Дилан. Наверное, именно это и заставляет мое сердце таять от счастья всякий раз, когда я смотрю в твое бесшабашное лицо.

Ты сумасшедший, и я тебя люблю.

— Дилан, командир Эттин хоть раз тебе рассказывал, как он к Лиссе присватался?

— Нет, — недоуменно отвечаешь ты. — Я ведь в этих местах человек новый, приезжий. А поженились они еще до того, как я сюда приехал. Ну, я и не выспрашивал как-то.

Ты и в самом деле приехал, когда я как раз вернулась после первого месяца в форте. Приехал — и сразу записался в отряд. Я помню этот день так явственно, словно это было вчера. Я зашла к командиру, чтобы отдать ему талисман, который я сделала для Лиссы, — ну не успевала я к ней никак! — а ты отложил перо, поставив свою подпись на листе пергамента и обернулся, услышав мои шаги… Дилан — я помню, какая улыбка засветилась в ту минуту в твоих глазах!

Ты и в самом деле не был на свадьбе Эттина и Лиссы — ведь она случилась в один день со сватовством, когда я и решила — бесповоротно…

— А зря не выспрашивал. — На моем лице появляется озорное выражение. — История была просто замечательная. Лисса ведь красавица — глаз не отвести. И сердце у нее золотое — да я добрее Лиссы человека не знаю! И умница она. И приданое при ней было немалое. А замуж выйти не могла никак. То есть ухаживать за ней ухаживали, честь по чести, и влюблялись даже… а как узнает парень, чем она себе на жизнь зарабатывает, — и все, как отрезало, и любовь вдребезги, и никакого тебе венчального обруча…

— А почему? — недоумеваешь ты. — Что она такого делала?

— Поросят холостила… Дилан, перестань смеяться немедленно!!!

— Да я и не думаю смеяться, — возражаешь ты, но уголки твоего рта предательски дрожат.

— Вот и не думай. Ну сирота она, чем-то же надо было на хлеб зарабатывать… выучилась на подмастерье коновала, рука у нее легкая… так и повелось. И ничего тут смешного!

— Да в этом и правда ничего смешного, — говоришь ты. — Смешно то, что из-за этого от нее отказывались. Ты точно ничего не путаешь?

— Не путаю я ничего! Мы же с ней с детства дружны были. Это уже потом у меня дар открылся и меня в храм определили — так ведь дружбе это не помеха. Она мне и рассказывала. Сколько парней за ней увивалось — а любой, как узнает, сразу как-то весь потускнеет, полиняет… а через пару дней и нет его — мол, подумал я, дорогая, и решил, что мы с тобой не пара. Она это дело скрывала всячески — ну так городок невелик, долго ли скрывать получится!

— Да что им за беда? — недоумеваешь ты.

— Ох, Дилан… ну страшно им как бы становилось… мне такого толком не понять, я ж не мужчина…

— Ты не мужчина, это точно… — киваешь ты, и снова у тебя в глазах искрится смех, а уголки губ подрагивают.

— По мне, так и они тоже! — взрываюсь я. — Как узнают, что Лисса поросят холостит, так мигом за свою мужскую гордость опасаются…