Василий Горъ - Законник

…Великая Мать Виера являлась олицетворением любви, страсти и женской красоты. Полногрудая и широкобедрая, она была настолько хороша собой, что при одном взгляде на нее мужчины забывали про все, «кроме своей чести».

Честно говоря, фраза Дзагая про честь вызвала у меня улыбку — если большинство виденных мужчин могло потерять голову при виде прелестей обычных, в общем-то, женщин, то, увидев богиню красоты, они должны были потерять сознание от перевозбуждения. Или умереть от счастья. Впрочем, высказывать свое сомнение в способностях равсаров беречь свою честь я не стала: находящийся в состоянии небытия Тур мог напрячься. А это в мои планы не входило. Поэтому, мысленно отметив эту нестыковку, я продолжила расспросы, стараясь понять, когда и к кому является это воплощение страсти.

Оказалось, что Великая Мать была весьма капризной особой — для того чтобы ее заинтересовать, мужчина должен был быть чем-то особенным. Великим Воином, великим поединщиком, великим вождем. А еще ему требовалось быть чрезвычайно сильным и выносливым — по рассказам «счастливчиков», пережить ласки богини могли не все. Нет, не так: недостаточно сильные духом и телом умирали сразу. А тех, кто оказывался достойным любви небожительницы, Виера рано или поздно уводила с собой. Чтобы «познакомить с отцом», а потом «подарить вечное посмертие»…

Для любого воина-равсара смерть на ложе Великой Матери была несбыточной мечтой — ради этого совершались подвиги, об этом слагались песни, и об этом мечтали чуть ли не все мальчишки, доросшие до своего первого меча. А вот Равсарский Тур относился к Великой Матери Виере иначе! Оказалось, что в душе этого большого ребенка перепутались преклонение и смертельная обида: по его мнению, Великая Мать была обязана явиться в его шатер еще два года тому назад! В тот день, когда он стал военным вождем своего народа. Или даже раньше — тогда, когда он победил в честном поединке Азнука Мзаана и стал первым мечом равсаров.

То, что богиня не спешила, действовало Дзагаю на нервы. И он, сходя с ума от обиды, продолжал лезть на рожон: то вместе с десятком воинов взбирался на стены приграничной крепости Селук и вырезал ее гарнизон. То во главе отряда из пятисот мечников отправлялся в набег на королевство Дейдалию. То бился в поединках против двух-трех не самых последних бойцов своего народа…

…К моменту, когда в сознании Равсарского Тура сложился мой новый образ, я вымоталась так, что у меня разболелась голова. А еще перед моим внутренним взором вдруг начали появляться настолько фривольные картины, что для того, чтобы поддерживать достаточный уровень концентрации на работе, мне приходилось все сильнее углублять свой транс. За временем я не следила, поняла, что упустила время принятия очередной порции Ледяного Дыхания только тогда, когда закончила работу. И почувствовала, что дико вожделею сидящего передо мной мужчину!

Выпить вина с лошадиной дозой противоядия я еще успела. А вот вернуться в транс — нет! Поэтому последняя связная мысль, которую я помню, была о том, что я опоздала. И что мое тело уже начало жить своей жизнью и напрочь отказывается реагировать на команды насмерть перепуганного сознания.

Потом из моей памяти вдруг пропало несколько минут, и я поймала себя на мысли, что не сижу, откинувшись на спинку кресла, положив руки на подлокотники и глубоко дыша, а стою за спиной Равсарского Тура, с пальцами, запущенными в его шевелюру, и ласкаю его шею!

Следующий провал в памяти оказался длиннее: за время, пока я не соображала, едва заметный аромат милитриски, щекочущий нос, ни с того ни с сего сменился острым запахом вина и мужского пота. А перед моими глазами возникла заросшая черным волосом щека Дзагая!

Третий кусок безвременья чуть было не заставил меня умереть со стыда: к тому моменту, когда ко мне вернулась способность соображать, Равсарский Тур лежал на ковре, я сидела у него на животе и пыталась справиться с завязками его одежды!

«Мамочки…» — мысленно взвыла я, поняв, что попала в собственноручно расставленные силки. [39] Собственноручно расставленные силки — аналог нашего «не рой другому яму». И вытаращила глаза, увидев, что ногти моей правой руки страстно впились в грудь Дзагая.

Когда левая рука потянулась к завязкам моего корсета, я сломалась. И в панике прокусила себе губу.

Естественно, даже такая острая вспышка боли не смогла полностью вывести меня из состояния этого безумия. Но воспользоваться коротенькой передышкой я успела. И скользнула за самый краешек небытия . А еще смогла удержаться в сознании. Потом Беглар Дзагай открыл глаза и… дал мне еще один шанс:

— О-о-о, Великая Мать!!! Как ты прекрасна!!!

«Работай!!!» — взвыло мое второе «я», как только я поняла, что он уже вышел из медитативного транса и вот-вот придет в себя.

«Ага…» — ответила себе я и, посмотрев в широко открытые глаза лежащего подо мной воина, хрипло произнесла:

— Ты заслужил мою любовь, воин… Вот я и пришла…

Видимо, желание, все еще сотрясающее мое тело, никуда не делось, так как взгляд Равсарского Тура тут же подернулся поволокой. А его пальцы, судорожно сжавшись, чуть не вырвали из ковра здоровенный кусок:

— Я… ждал…

— И я ждала… — в унисон ему выдохнула я. — Ждала, когда ты станешь Воином, которого мне будет не стыдно показать отцу…

— Мой срок уже вышел? — расплывшись в счастливой улыбке, спросил Дзагай.

— Еще нет… — улыбнулась я. — У тебя осталось еще одно дело. Но я решила, что помогу тебе уйти достойно… Так, как полагается МОЕМУ мужчине…

В глазах Беглара загорелось пламя дикого, ни с чем не сравнимого восторга:

— Ты поможешь? Мне?!

— Да! Я знаю, что ты дал слово найти тропу через Ледяной Хребет…

— И?

— Мой воин не может нарушить обещания. Даже того, которое дал не-равсару. Поэтому, прежде чем тебя забрать, я покажу тебе эту дорогу. И разделю с тобой тяготы твоего пути… А теперь закрой глаза и слушай меня внимательно…

— Э-э-э… за преступления, совершенные против короны и народа Элиреи… э-э-э… главарь шайки разбойников Фахрим Мелен, называющий себя Когтем, приговаривается к казни через колесование…

Закончив зачитывать приговор, королевский судья Атерна ударил по лежащей перед ним деревянной плашке небольшим молоточком и вопросительно посмотрел на стоящего рядом с ним Законника:

— Разрешите приступать, ваша светлость?

Граф Аурон кивнул.

— Гирен, начинай…

Услышав приказ судьи, городской палач Атерна, дюжий детина в красном колпаке и кожаном переднике, угрюмо кивнул и, повернувшись к своим помощникам, щелкнул пальцами:

— Выводите…

Народ, собравшийся на площади, слитно качнулся вперед: и горожанам, и жителям окрестных деревень, съехавшимся в Атерн поглазеть на казнь самого удачливого разбойника юго-востока Элиреи, захотелось получше видеть происходящее.