Василий Горъ - Законник

«Пойду и возьму…» — глядя на закопченные стены первого поверженного им города, подумал Алванберз. Потом набрал в грудь воздух, вскинул над головой сжатый кулак и заорал:

— Алла-а-а!!!!

— Алла-а-а!!! — подхватили его воины.

И над степью раскололось небо…

…— Ты что, ослеп? Я тут, справа! Вернее, уже слева! А теперь — за твоей спиной! Да что с тобой, Ронни? Давай уже шевелись… И это ты называешь уходом от удара? Слишком медленно, мальчик мой! Слишком!!! М-да… Эта попытка тоже никуда не годится: скручивание корпуса должно быть быстрым, как бросок шеи. Или удар молнии. Пропустил мимо себя удар — и в атаку… А ты двигаешься, как новорожденный теленок… И чему я тебя учил?… Все, ты — труп… Дважды… Нет, трижды… Да брось уже мечи — руки я тебе уже отрубил… Эх, чему я тебя учил все это время?… Ладно, дуй в Угол — поработаем над скоростью передвижения…

— Опять в темноте? — мрачно спрашиваю я. И, встав с пола, обреченно бреду к указанному месту.

— Разве это — темнота? — удивленно спрашивает Кузнечик. — По-моему, света тут предостаточно…

…Действительно, разве это темнота? Свеча горит? Горит. Что-то там освещает? Освещает. А то, что подсвечник стоит в дальнем от меня углу комнаты, за поставленным вертикально щитом, на который, для «полного счастья», наброшена еще и воловья шкура — это ерунда. Мелочи. Ведь если в комнате есть горящая свеча, значит, я должен видеть. Все: пол, стены, мебель и даже потолок. А еще противника, его оружие, движения, направление взгляда. Ни, и реагировать на них.

А у меня почему-то не получается. То ли потому, что Кузнечик слишком быстр, то ли потому, что ТЕМНО!!!

— Драться днем, при свете солнца, на сухой и ровной поверхности может любой дурак… — мгновением позже, пытаясь вбить тренировочный меч мне в печень, усмехается Учитель. — А вот по колено в грязи, под струями проливного дождя и в кромешной тьме — только те, кого этому целенаправленно учили. И у кого хватило силы воли и упрямства заставить себя и двигаться, и смотреть, и видеть. Не криви губы — света тут действительно предостаточно. Иначе бы я не попадал туда, куда хочу… Вот твоя левая ключица. Чувствуешь? А вот — правое колено… Левое подреберье… Локоть… О!!! Увернулся!!! Случайность?

— Угу… — стараясь не обращать внимания на вспышки боли, бурчу я.

— В бою нет места для случайностей. Одна ошибка — и погибнешь не только ты, но и те воины, которых тебе, Утерсу, придется вести за собой. А, значит, десятки, если не сотни мужчин уже никогда не вернутся к своим семьям. Представил? Молодец! А теперь перестань таращить глаза и постарайся меня почувствовать. Всего сразу. Да не пялься ты на мои руки, дурень! Я же говорю — всего сразу!!!

«Всего сразу…» — мысленно повторил я. И криво усмехнулся: сейчас, при свете звезд, я видел не только контуры фигуры прячущегося рядом с кузницей мужчины, но и гримасу, уродующую его лицо.

Ненависть. Нетерпение. Предвкушение. Что-то вроде беспокойства — видимо, за друга, оставшегося лежать где-то за моей спиной. И готовность атаковать…

— Беги!

Услышав едва слышный хрип, раздавшийся из-за моей спины, этот наглец упрямо сдвинул брови и переложил меч в левую руку.

— Да беги же! Это сама Смерть!!!

«Не побежит…» — подумал я. И, ощутив начало движения , скользнул на полшага вперед и в сторону, уклоняясь от брошенного в меня ножа.

— Тварь!!! — взвыл мечник, обескураженный своим промахом. И тут же бросился в атаку…

…Как говорил Кузнечик, «ненависть — не лучшее подспорье в бою». Ибо она мешает думать. Поэтому первое же движение воина, явно привыкшего работать только в строю и со щитом на левой руке, оказалось последним: мой правый клинок аккуратно чиркнул по сгибу локтя его мечевой руки. А левый врубился в колено выставленной вперед ноги.

— А-а-а!!! — устрашающий вопль, который должен был ввести меня в ступор и дать убийце шанс меня достать, слегка запоздал. Как и удар в живот кинжалом, зажатым в левой руке: к тому моменту, как остро отточенное лезвие рванулось вперед, я уже стоял за спиной противника, а навершие рукояти моего правого меча завершало путь к его виску…

Увидев едва заметную тень, несущуюся ко мне со стороны постоялого двора, я выхватил из ножен метательный клинок и… тут же вложил его обратно: судя по пластике движений и топору, зажатому в правой руке, это был Колченогий Дик.

— Что, и этого уже уделали, ваша светлость? — остановившись в шаге от меня, вопросительно выдохнул он.

— Угу… Останови ему кровь, а потом оттащи и его, и второго… куда-нибудь на конюшню… И допроси… — приказал я. Потом забросил мечи в ножны и рванул обратно. К постоялому двору…

…На лбу бледного, как полотно, Рыжего Лиса серебрились капельки пота. А в глазах плескалась такая боль, что у меня по спине тут же побежали мурашки.

— Быстро вы, ваша светлость… — кое-как разлепив пересохшие губы, выдохнул десятник.

Я пожал плечами, отпихнул в сторону Горена, плюхнулся на подставленный Иглой табурет и прикипел взглядом к хвостовику болта, торчащего из раны. В душе сразу что-то оборвалось — судя по его положению, каленый наконечник, пробив кольчугу, раздробил ребро, проткнул печень и уперся в кольчугу на спине. В общем, жить Лису осталось всего ничего…

— Бесполезно, ваша светлость… — увидев футляр с иглами, зажатый в моем кулаке, пробормотал десятник. — Нехорошая рана. Очень…

— Если воспользоваться голубями барона Одвида, то можно вызвать сюда Вельса Рутиса! — подал голос Воско Игла. — Дней пять-шесть — и он будет в Кижере…

— Я не проживу и часа… — буркнул Лис, пожал плечами и чуть не потерял сознание от боли.

— Рот закрой и расслабься… — рявкнул я, вскочил с места, вцепился в его запястья [64] Диагностика пульса проводится двумя руками. Пальпируются шесть точек — по три на каждом запястье. и закрыл глаза. Пытаясь почувствовать качество, глубину, силу и другие характеристики [65] Хороший врач-иглорефлексотерапевт должен различать 12 видов пульсов, соответствующий каждому из 12 меридианов, и различные патологические оттенки каждого пульса. В Древнем Китае различали 27 видов пульса. пульса.

Для того чтобы сделать выводы, не потребовалось ни особой чувствительности [66] В Китае чувствительность пальцев диагноста развивали специально. пальцев, ни такого опыта диагностики, какой был у Брюзги: пульс у Лиса становился все слабее и слабее, а значит, болт перебил какой-то крупный кровеносный сосуд. И теперь мой вассал просто истекал кровью.

«Несколько минут. От силы… — мелькнуло в голове. — А потом — смерть…»

— Что, совсем плохо? — криво усмехнулся Рыжий. Видимо, заметив что-то такое в моем взгляде.