Василий Горъ - Законник

— Ой! А у вас ссадина на коленке! Прямо как у меня! Хотите, покажу? — графиня Айлинка Утерс по - крестьянски задирает подол платья и тыкает грязным пальцем в свое разбитое колено. — Вот! Это я вчера с Дичка упала!

— С чего? — скомкав в руках снятую с себя грязную мужскую рубашку и с вожделением уставившись на бочку для омовения, спрашиваю я.

— Ну, Дичок, это… Дичок! — сестра моего похитителя непонимающе смотрит на меня, а потом вдруг гордо задирает подбородок: — Жеребец! Еще не объезженный! Огромный, как Лысая гора, быстрый, как молния, и знаешь, какой красивый? Ой… простите, ваше высочество, заболталась! Знаете, какой он красивый?

— А как вас к нему подпустили? Ну, если он необъезженный? — опустив палец в горячую воду и предвкушая будущее удовольствие, спрашиваю я.

— Меня и не подпускали… — Сестренка Аурона Утерса смешно морщит нос, потом, решившись, поворачивается ко мне спиной и еще раз вздергивает подол. Демонстрируя мне попу, исчерченную красными полосками.

— Ого! Розги? И сколько ударов?

— Двадцать… Я ни разу не ойкнула…

— М-да… — Состроив на лице подходящее выражение, я наконец погружаюсь по горло в воду и жмурюсь от удовольствия… А потом понимаю, что девочка ждет несколько более живой реакции на свой поступок. — Не многовато?

— Ну-у-у… — Взгляд девочки уходит вправо-вниз. [23] Взгляд вправо-вниз соответствует кинестетическим воспоминаниям. То есть воспоминаниям о пережитых ощущениях. — Нет. Я ведь могла свернуть себе шею…

— Действительно могла…

Услышав голос, раздавшийся от двери в купальню, Айлинка вздрагивает и слегка краснеет.

— Дочь! Могу я попросить тебя ненадолго оставить нас наедине? — без всякого сюсюканья интересуется у нее графиня.

— Конечно, мама… — кивает девочка и, сорвавшись с места, исчезает из поля моего зрения.

Ход воспоминаний слегка замедлился, и я вдруг поймала себя на мысли, что мне страшно. Страшно заново ощутить те чувства, которые вот-вот начнет испытывать мать моего похитителя!

— Ваше высочество! Простите, что отвлекла вас от омовения, но, боюсь, другой возможности побеседовать с вами мне может и не представиться… — вздыхает графиня. — А я должна знать, что задумал мой непутевый сын. И, по возможности, успеть помочь ему не совершить непоправимую ошибку…

В ее словах и жестах было намешано столько настоящих чувств, что я снова растерялась. Ведь при дворе моего отца никто и никогда не чувствовал стыда. Ни за себя, ни за кого-то другого. И никто ни за кого не переживал. Тем более так искренне, как это делала эта женщина.

— Я не знаю, что он задумал… — справившись с удивлением, отвечаю я. И, увидев в глазах своей собеседницы еще более дикое смешение чувств, ошарашенно замолкаю. Пытаясь разобраться во всех оттенках того, что ощущаю.

Графиня до крови прокусывает губу. И, не заметив (!) этого, задает следующий вопрос:

— А… мой сын… не позволял по отношению к вам каких-либо… вольностей?

Ошалев от четкого ощущения, что она ПЕРЕЖИВАЕТ ЗА МЕНЯ, за дочь того, чья армия вторглась в пределы их королевства, я прикипаю взглядом к ее лицу. И, поняв, что мне ничего не привиделось, отрицательно мотаю головой:

— Нет. Если не вспоминать о том, что он меня похитил и насильно привез в Элирею, то его поведение по отношению ко мне можно назвать безупречным…

— Что ж… Хоть тут он остался самим собой… — снова вздыхает графиня. Потом судорожно сжимает пальцы правой руки и готовится сказать нечто, что в данный момент считает еще более важным:

— Ваше высочество! Я, графиня Камилла Утерс, супруга Логирда Утерса Неустрашимого, от имени главы нашего рода, в данный момент отсутствующего в замке, приношу вам искренние извинения за проступок моего сына. И предлагаю вам свою защиту…

— От вашего сына? — вырывается у меня.

Еще бы: поведение графини Утерс вышло далеко за рамки того, что я тогда могла себе представить!

— Да… — кивает графиня. — Если я попрошу, то Аурон откажется от своих планов касательно вас, и…

— …и оставит меня в вашем замке?

— Нет. Проводит вас обратно до Свейрена…

Я опять остановила Время, вгляделась в ее глаза и в который раз убедилась, что она искренне верила в то, что говорила. Снова погрузившись в ту мешанину чувств, которые обуревали мою собеседницу, я несколько минут смаковала ее любовь, веру в своего сына, чувство вины передо мной, и, ненадолго почувствовав себя человеком, позволила прошлому продолжить свой бег…

— Ради того, чтобы доставить меня в ущелье Кровинки, ваш сын готов почти на все… Это его слова, графиня… А еще он сказал, что ему было очень тяжело смириться с такой необходимостью… И что я — тот самый аргумент, который может помешать армии моего отца резать ваших мужчин и насиловать ваших женщин. [24] Описано в первой книге «За гранью долга». То есть, как мне кажется, граф Аурон Утерс собирается обменять мою жизнь на жизни сотен или тысяч подданных вашего верховного сюзерена… Как вам такое видение ситуации?

Графиня Утерс бледнеет, как полотно. Потом на мгновение прикрывает глаза, сглатывает подступивший к горлу комок и выдыхает:

— Я могу приказать нашим воинам проводить вас обратно в Свейрен…

— …ничего не сообщая вашему сыну? — криво усмехаюсь я. — А зачем вам это надо?

— Да, жизни подданных его величества — это очень много. Но каждый поступок должен быть… — графиня замолкает на полуслове и краснеет до корней волос: — До Аурона слово «Утерс» являлось синонимом понятий «Честь», «Верность», «Долг»… А он…

— А он умудрился заставить моего отца увести армию из Запруды… — остановив воспоминания, мысленно вздохнула я. — И при этом не потерять лицо и не опозорить свой род…

…Следующая оболочка отделилась от луковицы так, как будто обладала свободой воли. И, растворившись в небытие, оставила меня наедине с человеком, недолгие минуты общения с которым я считала самыми светлыми минутами в своей жизни…

… Кинжал Тома для меня чуточку тяжеловат. Но его клинок, выставленный в направлении, где, по словам графа Утерса, обитает волчья стая, создает иллюзию защищенности.

Нет, конечно же, я не обольщаюсь. И точно знаю, что нападения стаи не переживу. Но с оружием в руке можно умереть достойно. Дорого продав свою жизнь. Поэтому я не отрываю взгляда от отрогов горы, вслушиваюсь в каждый шорох и жду…

Голос, раздавшийся справа-сзади, заставляет меня вздрогнуть:

— А зачем вам оружие, ваше высочество?

Опустив ставший ненужным кинжал, я царственно поворачиваю голову направо и… отшатываюсь: мужчина, стоящий в двух шагах от меня, не мой похититель! Вернее, он, но…