Дмитрий Браславский - Игры чародея, или Жезл Ниерати

Брови Улара удивленно поползли вверх.

— Землетрясение? В сокровищнице Айригаля? Да они держат тебя за идиота!

— Я примерно так и сказал… в общем, одному из иерархов.

— И что же?

— А ничего. Он намекнул, что выполняет решение синклита. Так что из всех версий осталась одна — официальная.

— Но на самом деле?..

— Да не все ли равно. — Найлэн грустно улыбнулся. — Для меня главное, что Дэйна больше нет. В конце концов, он не шорником подрабатывал, знал, на что шел.

— Ну что ж, мне пора, — понял намек лунный эльф. — А с дар Криден… Не бери в голову. Подозреваю, она сейчас пашет на какую-нибудь купеческую компанию с утра до вечера, вот ей и завидно. До встречи!

Денетос рассеянно кивнул.

Может быть, и так. И все же слова дар Криден продолжали беспокоить его. С Нетертой все действительно может оказаться ох как непросто…

— А ты еще расскажешь мне про Хозяйку Пустошей? — Лу неторопливо приподняла обеими руками длинные темные волосы.

Стоя перед зеркалом спиной к Макоберу, она дала мессарийцу вволю полюбоваться собой, а потом тягуче, через плечо обернулась:

— Ну пожа-алуйста.

«Интересно, где она этому научилась? — подумал Макобер. — Неплохая ведь, по сути, девчонка, а ведет себя точно записная кокотка. Эх, Трумарит, Трумарит. Все-то у вас не как у людей».

Лениво валяясь на кровати, он, помимо своей воли, скользил взглядом по невысокой фигурке девушки. Тонкая хрупкая шея с бусинками торчащих позвонков, маленькие лопатки, пляшущие, словно крылья неопытного птенца… Ниже он старался не опускаться: за эту ночь предстояло сделать еще слишком многое.

— Про Хозяйку Пустошей? Про нее ведь, Лу, в двух словах не расскажешь. Она… Посмотришь на нее — и никто тебе больше не нужен. Вроде как она тебе сразу и мать, и сестра, и любовница. Ну, всё сразу, понимаешь?

Девушка состроила зеркалу презрительную гримаску.

— Не понимаешь. За нее жизнь отдать не жалко, про других женщин в этот момент и не думаешь.

Он увидел, как спина Лу напряглась.

— Только это все морок, ничего больше. Я ж не видел, какая она на самом деле. Старуха небось…

Девушка заметно расслабилась. Прогнув спину, она заставила грудь подняться и хитро покосилась на отражение мессарийца в треснувшем стекле.

Довольная ухмылка Лу заставила Макобера прикрыться одеялом.

— Иди-ка лучше сюда.

— Подожди-и-и…

Лу сделала вид, что старательно рассматривает уголок правого глаза. При этом она слегка наклонилась…

Шаги на лестнице. Незаметно свесив руку с кровати, Макобер нащупал ребристую рукоять меча и тихо, чтобы не насторожить девушку, потянул его из ножен.

— Мак, — раздраженно позвал высокий, но, несомненно, мужской голос. — Выбирайся. Счастье свое проспишь.

— Сча-астье?

Девушка соблазнительно потянулась. Скорее по инерции, уже понимая, что счастья этой ночью ей не видать.

— Давай, давай! Жду тебя внизу.

Шаги поспешно удалились.

— Мак, а тебе правда надо уходить? — Отбросив кокетство, Лу превратилась в обычную перепуганную девчонку. — Я… Я хотела сказать — именно сегодня?

Она робко присела на краешек кровати.

— Правда.

Однако одеваться мессариец не торопился.

Сегодня последний день. Действительно последний. И вернется ли он еще в Трумарит — большой вопрос.

Янта, Аннабель, Таоль… Теперь вот Лу.

А ведь они ему верили. Ну пусть не ему — себе. Верили, что нашли свою любовь. Ту, которая на всю жизнь.

Ни одна из них об этом не заговаривала, все делали вид, что да, конечно, сегодня — это сегодня, а завтра — это завтра.

И сам он ничего им не обещал. Как всегда. Как обычно.

Ему нечего было пообещать им.

Все было не то. Ярко, буйно, не скучно. Но не то. Не на всю жизнь.

А они верили. Молчали — и верили.

Он чувствовал это, но ничего не мог с собой поделать. Эх, живут же как-то другие без лишних сложностей!

Или они совсем даже не лишние? И он готов делить с этими другими вино и комнаты, готов даже называть их друзьями, но внутри, в глубине души…

Талисса, конечно, исключение. И потому тем более ценное.

— Не жди меня. — Он взял пальцы Лу в свои ладони. — Не жди, ладно?

Рука девушки вздрогнула. Смешная, девчоночья ладошка.

Мессариец коснулся ее губами.

— Ты… не вернешься?

Она заставила себя это спросить.

Тяжело. Через силу. Понимая, что не надо этого делать, — и не в силах удержаться.

«Я вернусь». И не важно, ложь это или правда. Ей хотелось услышать эти слова.

«Я тебя люблю». Бывает ли это правдой? Здесь, сейчас — да, правда. А завтра? А в Майонте? А?..

— Вот еще глупости! — Он ткнулся ей в грудь своим ежиком и покрутил головой, заставив девушку рассмеяться.

— Щекотно же!

— Вот так-то лучше. А теперь представь себе, что Хозяйка Пустошей уже стучит в окно и у нас есть всего пара минут, чтобы одеться и показать ей язык.

Взвизгнув, Лу бросилась к валяющемуся на дощатом полу платью…

На вершине лестницы Макобер подал девушке руку. Лу прыснула, величаво на нее оперлась и гордо прошествовала вниз на глазах у изумленного двоюродного брата.

— Ну-ну… — Фаальт был необычно хмур. — Играемся, значится. А он ведь ждать не будет.

Значит, нашел! Все-таки нашел!

Выходит, Макобер был прав: не станут двое соваться в такое дело без прикрытия. Был еще и третий. Он следил за талиссой издалека, не показываясь на глаза. И это его присутствие мессариец почувствовал вчера в «Верном дельфине». Все сходится: хозяин гостиницы тоже говорил про троих.

Что-то странные какие-то убийцы получаются, не очень опытные. Двоих уложил Моргиль, одного выследили люди Фаальта. Именно так: не страшные — странные. Над этим стоило подумать.

— Пойдем уже, а?

Макобер не стал целовать Лу при Фаальте. Она поймет.

На самом пороге мессариец обернулся и подмигнул ей. Так, как будто они расставались до следующего вечера.

Она поняла. И не заплакала, пока дверь дома не хлопнула, отрезая ее от фальшивого, придуманного будущего. Красивого, как картонный домик. От ее картонного будущего…

— Фаальт?

— Ну?

— Возьми. Семь — твои. Как договаривались.

Звякнули монеты.

Макобер в последний раз приложился к фляжке. Пятилетней выдержки баррат неожиданно показался ему горьким. Но руки дрожать перестали.

— Почти пришли.

Затушив факел, Фаальт притиснул Макобера к стене какой-то хибары.

Мессариец постарался дышать ртом: отвратительный мускусный запах, исходящий от его спутника, угнетал сильнее, чем вонь разлитых по улице помоев.

И нравятся же кому-то такие люди! Лу, помнится, говорила, что второго дня даже декурион из городской стражи заглядывал…

— Он там.

Фаальт прижался еще крепче, и мессарийца чуть не вырвало. Прямо на облезлого, покрытого лишаями кота, возмущенно взиравшего на них из-под стены хибары.