Виктория Мариновская - Над уровнем неба

Было...

Алешка, ловко извернулся и, привстав на цыпочках, потянулся к ветке березы. Едва не упав, вцепился в край скамейки, на которой я сидела, и сел обратно.

-Упадешь, дурья ты башка, и свернешь себе шею! - я беззлобно шлепнула его по отросшему светлому загривку. - Что я скажу матери? И что тебе понадобилось от бедного дерева?

Оторвав пару листочков, он обижено посмотрел на меня своими прозрачно-серыми глазами и недовольно пробасил:

-Тоже мне - нашлась нянька! Ты меня всего на год старше!

-Вообще-то на два, - уточнила я. - С половиной.

Алешке весной исполнилось пятнадцать, хотя глядя на него можно было с легкостью ошибиться с возрастом. Высокий, никак не ниже метра восьмидесяти, с взрослым (хотя порой весьма дурашливым!) взглядом серых глаз, он выглядел старше своих лет и напоминал скорее студента городского вуза, нежели школьника.

-И вообще-то это ты забыла ключи! - пробуя на вкус березовые листочки, ухмыльнулся он — И из-за тебя мы вынуждены здесь торчать!

Это было правдой. У меня совершенно вылетело из головы, что мать сегодня должна задержаться на работе, и мне, уходя нужно было забрать ее комплект ключей.

-А ты потерял мои ключи! - парировала я. - И вообще ты самое бестолковое и непутевое жвачное животное! Выплюнь эту дрянь немедленно!

Я с негодованием посмотрела в невозмутимое, покрытое золотистыми веснушками лицо.

Тут же со звуком, похожим на гул пропеллера голодного Карлсона, у которого на обед было слишком мало варенья, мимо нас пронесся Лайк. Заскочив передними лапами на скамью, он начал старательно облизывать веснушчатое лицо Алешки.

Лайк – английский сеттер. Правда, не чистокровный, а с явной примесью крови двортерьера, но весьма добродушный и симпатичный.

-Ну, все, Лайк, уйди! Иди еще погуляй! – посмеиваясь, Алешка в притворном раздражении отмахнулся от собаки.

-Он, похоже, совсем поправился, - я рассеянно посмотрела в сторону Лайка, активно вынюхивающего что-то чрезвычайно важное и крайне необходимое в зеленом газоне.

Алешка согласно кивнул.

-Да. Я надеюсь, что он все забыл. По крайней мере, ребро уже зажило.

С Лайком случилась неприятнейшая история, которая могла окончиться для него весьма трагично, если бы не мы. Вернее если бы не Алешка.

Как-то месяц назад, возвращаясь с Алешкой с продуктового рынка, куда нас послала моя мама, мы вошли во двор и стали свидетелями разыгравшейся отвратительной сцены – какой-то пьяный мужик избивал палкой собаку. Несчастное животное скулило и издавало звуки ужасно похожие на рыдание человека, но отчего-то не убегало. Как потом оказалось, это была его собака и «добродушный» хозяин, таким образом, воспитывал своего пса.

Закрывая морду и разбитый нос передними лапами, пес жалостливо поджимал пушистый хвост и жался к ногам человека.

А мужик все продолжал и продолжал наносить удары по спине бедного животного, попутно посыпая бранью и нецензурными выражениями всех представителей рода собачьего.

Я и сообразить ничего не успела, когда Алешка, бросив сумки с картошкой и помидорами на землю, подскочил к этому уроду и, выхватив из рук оторопевшего и не ожидавшего такого мужика палку.

-Ты чего сопля такая лезешь? Это моя собака! Ну-ка пошел отсюда на… – уставившись своими мутными глазами на Алешку, пьянчуга попытался толкнуть его в грудь. Но Алешка, ловко увернувшись, отступил всего на шаг назад, а мужик, не удержавшись на ногах, полетел лицом на асфальт.

Невозмутимо подхватив на руки дрожащего и поскуливающего пса, Алешка кинул полтинник валяющемуся на земле, и тихонько проговорил:

-Я его у тебя покупаю… Пошли, Свет.

Я торопливо подхватила все пакеты и как можно быстрее открыла подъездную дверь, опасаясь преследования. Но догонять нас никто не стал, лишь в спину раздался мат и нецензурная брань. Впрочем, захлопнувшаяся за нашими спинами тяжелая металлическая дверь избавила нас от тошнотворных возлияний этого отвратительного субъекта.

-Алеш, ты просто… Молодец!

-Ага. – Хмуро кивнув мне, Алешка покачал головой и внимательно оглядел собаку. – Я-то молодец, а Лайку похоже нужен ветеринар.

Пес не шевелил правой лапой и продолжал скулить, впрочем, уже не так горестно.

-Лайку? – я удивленно посмотрела на прижавшегося к худой мальчишечьей груди псу, который словно понимал, что происходит и был совершенно не против своей новой клички.

-Да… А как ты думаешь, твоя мама разрешит его оставить на некоторое время?

-Не знаю. – Я неуверенно пожала плечами – Попробуем уговорить.

Мы поднялись в квартиру и вызвали ветеринара на дом.

Приехавший спустя полчаса врач осмотрел Лайка, сделал ему какие-то уколы, написал пару рекомендаций по уходу и, забрав честно заработанные три тысячи рублей, торопливо уехал.

Маму особенно уговаривать не пришлось – стоило ей только увидеть умоляющий взгляд Алешкиных глаз, то тут же разрешила оставить собаку дома и с тех пор Лайк жил с нами, благодарно тыкаясь в ладошки своим холодным носом и потешно выклянчивая что-нибудь вкусное с хозяйского стола. Справедливости ради надо отметить, что хозяином он считал только Алешку, ко мне и маме относясь лишь с должной толикой уважения и паритета…

А свои прошедшие беды Лайк стал понемногу забывать, хотя иногда все еще вздрагивал от любого резкого шума и убегал, прячась под диван, при виде швабры. Я грустно улыбнулась про себя, понимая, что сама себе напоминаю Лайка, старающегося забыть о прошлых горестях. Жаль только, что это получается у меня намного хуже, чем у него и от моих несчастий под мебелью не спрячешься…

Во дворе было шумно. Детишки с криками и визгом возилась в песочнице, выясняя, в чьей собственности находятся используемые ведерки и машинки; натужно скрипели качели, нещадно эксплуатируемые малышней; подъезжали автомобили, хлопали дверцами и крышками багажников; шуршали пакеты, пищали магнитные замки подъездов. Усталые мамаши, держа одной рукой тяжелые сумки с продуктами, другой - тянули упирающихся деток домой, прочь от веселой, шумной и оттого крайне соблазнительной орды их сверстников. Молодые парочки прогуливались, тесно прижавшись друг к другу, о чем-то нежно воркуя, а на противоположной от нас скамейке сидели парень с девушкой и беззастенчиво целовалась, прерываясь лишь на негромкое, но отчетливо слышимое хихиканье. По счастливым лицам обоих было видно, что их связывает любовь...

Не надо про любовь.

Нельзя помнить об этом. Слишком много боли причиняет любое воспоминание.

Так всегда бывает в жизни — кому-то сейчас больно и тоскливо, кому-то радостно и весело, у кого-то, вообще, кошка вот-вот должна родить, и он крайне взволнован.

Мне больно. Но я не должна об этом думать. Я должна улыбаться.