Джон Толкин - Легенда о Сигурде и Гудрун

То, что в книге тем не менее так много дополнительного материала, требует некоторых обоснований. Вероятно, необходимо прокомментировать своеобразный отцовский подход к трактовке легенды. Дать подробный обзор проблем, с которыми столкнулся отец, означало обременить первоиздание «Новых Песней» (спустя почти восемьдесят лет!) тяжким грузом научных дискуссий. О таком даже речи не шло. Но мне казалось, что публикация поэм предоставляет возможность услышать самого автора — посредством заметок, подготовленных для лекций. В них и рассказывается (с характерными отцовскими интонациями) о сомнительных или трудных для понимания элементах древних текстов.

Следует также упомянуть, что отцовские поэмы не всегда легки для восприятия; такова же суть древних первоисточников, послуживших для них образцами. В одной из лекций отец говорил: «В древнеанглийском стремились к широте размаха, полноте, рефлексии, элегичности. Древнеисландская поэзия стремится «схватить ситуацию», нанести удар, который запомнят надолго, высветить момент точно вспышкой молнии — и тяготеет к краткости, плотной заполненности языка в том, что касается смысла и формы…» Это стремление «схватить ситуацию», «высветить момент» при отсутствии четкого и последовательного развития сюжета, с акцентом на «сиюминутное» характеризует и «Новые Песни». И здесь не помешает подсказка-другая — в придачу к кратким прозаическим пояснениям, которыми отец сопроводил отдельные фрагменты «Новой Песни о Вёльсунгах».

По зрелом размышлении, в конце каждой поэмы я привел комментарии, разъясняющие те или иные ссылки или неясные места; а также указал на существенные расхождения отцовской версии с древнеисландскими источниками либо между разными вариантами, и в таких случаях, по возможности, обрисовал взгляды отца с помощью ссылок на тексты его лекций. Необходимо подчеркнуть, что в этих конспектах ничто не наводит на мысль о том, будто отец написал или собирался написать поэмы на эту тему. С другой стороны, как можно ожидать, между суждениями, высказанными в лекционных конспектах, и трактовкой древнеисландских источников в поэмах наблюдается определенное соответствие.

В качестве общего введения к «Старшей Эдде» я привел в настоящей книге пространные и более законченные материалы лекции под таким названием, а в придачу к ним присовокупил краткие комментарии на тему текста поэм, их стихотворной формы и некоторых других аспектов. В конце книги я дал краткий обзор происхождения легенды и процитировал некоторые другие стихи моего отца, имеющие отношение к этой теме.

Тем самым, активно используя отцовские заметки и черновые наброски по «древнеисландским материалам» и трагедии Вёльсунгов и Нифлунгов, пусть и записанные в спешке и неоконченные, я попытался сделать так, чтобы книга в целом была, насколько это возможно, произведением отца. О природе ее не стоит судить по взглядам, господствующим в современной скандинавистике. Цель книги — скорее представить и увековечить воззрения моего отца о литературе, которой он горячо восхищался, — воззрения его собственного времени.

В комментариях поэмы фигурируют под названиями «Песнь о Вёльсунгах» («Vöisungakviða») и «Песнь о Гудрун» («Guðrúnarkviða»). Но для общего заглавия книги, «Легенда о Сигурде и Гудрун», я взял подзаголовок «Песни о Вёльсунгах» с первой страницы рукописи, «Sigurðarkviða en mesta» — «Самая длинная Песнь о Сигурде» (о нем см. с. 254).

Каждому разделу этой книги предшествует иллюстрация Билла Сэндерсона. Художник точно воспроизвел резьбу по дереву, украшающую широкие дверные притолоки церкви XII века в Хюлестаде на юге Норвегии, что ныне хранятся в Собрании древностей в Историческом музее университета Осло.

Сцены, представленные в непрерывной вертикальной последовательности, воспроизводят историю самого славного из подвигов Сигурда (в «Песни о Вёльсунгах» о нем рассказывается в главе V «Регин») — это убийство дракона Фафнира, благодаря которому Сигурд получил прозвище Fáfnisbani — Драконоборца. На первом из резных орнаментов изображено, как кузнец Регин отковал и опробовал мечи. Далее следует убийство Фафнира; иллюстрация того, как Сигурд отведал крови дракона, обмакнув в нее палец, и научился понимать голоса птиц (строфа 41 в «Песни»); убийство Регина (строфа 45); прославленный в легендах конь Сигурда Грани, рожденный от Слейпнира, мифического скакуна Одина: здесь он изображен нагруженным драконьим сокровищем, хотя художник изобразил не такую уж неподъемную тяжесть, как явствует из «Саги о Вёльсунгах» или из «Песни» (строфа 48). Череда резных орнаментов завершается совершенно иной сценой: Гуннар играет на арфе в змеиной яме Атли («Песнь о Гудрун», строфа 135); в этом варианте он перебирает струны ногами, поскольку руки у пленника связаны (см. с. 356–357).

В книге не содержится никаких ссылок на оперы Рихарда Вагнера, известные под общим названием «Der Ring des Nibelungen» — «Кольцо нибелунга».

Для своего произведения Вагнер черпал материал преимущественно из древнескандинавской литературы. Его основными источниками (известными автору в переводах) были песни «Старшей Эдды» и «Сага о Вёльсунгах» — так же, как и в случае моего отца. Великая средневерхненемецкая эпическая поэма «Песнь о нибелунгах», написанная примерно в начале XIII века, в гораздо меньшей степени повлияла на его либретто, чем древнескандинавские тексты. Однако на первый взгляд это не столь заметно, поскольку автор использует немецкие формы имен (Зигфрид, Зигмунд, Гунтер, Хаген, Брунгильда).

Однако ж трактовка Вагнером древнескандинавских вариантов легенды — это не столько «интерпретация» древней литературы, сколько новый, преобразующий порыв, своего рода импровизация: автор воспользовался элементами древнескандинавских представлений и расставил их в иной комбинации, преобразуя, подгоняя, изменяя и с размахом домысливая в соответствии с собственным вкусом и творческим замыслом. Тем самым либретто «Кольца нибелунга», пусть и возведенное на древнем фундаменте, является не столько продолжением или разработкой долгоживущей героической легенды, сколько новым произведением искусства, к которому «Новая Песнь о Вёльсунгах» и «Новая Песнь о Гудрун» не имеют отношения ни по духу, ни по концепции.

Много лет назад мой отец сослался на цитату из Уильяма Морриса, по словам которого «великая легенда Севера» должна быть для нас «тем же, чем история падения Трои была для греков», а в отдаленном будущем «для тех, кто придет за нами, будет не менее значимой, чем история падения Трои — для нас». По этому поводу отец заметил: «Как далеко и отстраненно звучат ныне слова Уильяма Морриса! С тех пор история падения Трои почти предана забвению — причем произошло это поразительно быстро. Но Вёльсунги на ее место не заступили».