Джон Толкин - Легенда о Сигурде и Гудрун

Тем не менее появление Одина с его советом не вполне понятно: вмешательство Одина, по всей видимости, было скопировано из других эпизодов (напр., выбор коня Грани). В нескольких ямах особой пользы не видится, ведь в любом случае Сигурд окажется только в одной , и именно в ту яму, где находится он сам (точно под раной), скорее всего, и хлынет кровь. Вариант саги объясняется тем, что в ней внимание сосредоточено на Одине (речь о нем заходит то и дело), а также и осознанием того, что в унаследованном сюжете убийство дракона Сигурдом (впоследствии поданное как его величайший подвиг) представлено не в лучшем свете. Изменить образ действий возможным не представлялось, потому необходимо было преувеличить дракона и его ядовитость; но сделано это не слишком удачно.

Отец считал, что изначально яма предназначалась для того, чтобы оградить Сигурда от огненной волны, что пронеслась над его головой (ср. 27, строки 1–3).

30.

В «Речах Фафнира», пересказанных в саге, Сигурд, в ответ на вопрос Фафнира, отвечает, что его называют «göfugt dýr», то есть «благородный зверь»; а прозаическая вставка в этом месте Королевского кодекса поясняет: «Сигурд сокрыл свое имя, потому что в древние времена верили, будто слово умирающего обладает великой силой, если он проклинает своего врага, называя его по имени». Мой отец отметил, что это примечание «вне всякого сомнения, абсолютно уместно для изначального автора песни, чья аудитория наверняка в достаточной степени принадлежала “древним временам”, чтобы не нуждаться в пояснении!» Он также пишет, что «загадочные слова “göfugt dýr”, вероятно, намеренно темны и даже бессмысленны», хотя не исключено, что это «своего рода загадка для понятия “человек”».

33.

В оригинале использовано архаичное слово «glamoured» — «заклятый, заколдованный».

34.

Слова Сигурда в этой строфе относятся к œgishjálmr — «шлему-страшилищу»: сперва им владел Хрейдмар, а впоследствии его забрал и стал носить Фафнир: см. с. 220 и строфа 14. При словах: «Так шел бы в Хель он!» — Фафнир умирает.

36–41.

Мой отец рассказал о том, что «подразумевают» «темные слова» Регина, в своем предисловии к этой части «Песни». В лекционных конспектах (они набросаны карандашом в большой спешке и местами неразборчивы) отец подробно рассматривает, как на материале этого эпизода соотносятся сага и «Речи Фафнира», пытаясь выяснить не только как именно автор саги изменил и сократил стихотворный текст, но также почему он это сделал. Я привожу здесь, с небольшими редакторскими поправками, часть этого рассуждения как наглядную иллюстрацию отцовского критического подхода к такого рода проблемам в «Эдде».

Отец начинает с краткого пересказа диалога Регина и Сигурда после смерти Фафнира в саге (в скобках я даю ссылки на строфы и строки «Песни»).

После гибели Фафнира Регин пришел к Сигурду и сказал: «Ты одержал великую победу и тем самым прославился в веках» [35, 1–4]. Затем Регином внезапно овладевает беспокойство, настоящее или притворное — «вот стоит Регин и глядит в землю», и он взволнованно говорит: «Брата моего ты убил, и вряд ли я непричастен к этому делу» [36, 5–8]. Сигурд вытирает меч о траву и просто отвечает: «Далеко ушел ты, когда я испытал этот меч» (подразумевая тем самым «ты к делу непричастен!») [37, 1–4].

Регин возражает, ссылаясь на то, что не кто иной, как он, сковал меч [37, 5]; Сигурд отвечает: «В бою храброе сердце лучше острого меча» [38, 3–4].

Регин этих слов не опровергает, но «весьма взволнованно» снова повторяет почти дословно: «Ты убил моего брата…» Затем Регин вырезал у дракона сердце, испил драконьей крови и попросил Сигурда об одной услуге (объяснения чему не дается): чтобы тот изжарил для него сердце.

Повтор слов Регина «Брата моего ты убил, и вряд ли я непричастен к этому делу» в «Речах Фафнира» отсутствует. Имеем ли мы дело с художественным приемом или это просто случайность, возникшая в результате либо некоторой путаницы в первоисточнике, которым пользовался автор саги, либо в ходе передачи саги от поколения к поколению? Возможно, повтор преднамерен; возможно, что и не так плох. Автор саги создает портрет Регина, который уже замыслил избавиться от Сигурда и словно бы пытается оправдаться перед самим собою. Сигурд с презрением освобождает его от всякой ответственности, и Регин довольствуется просто-напросто повтором — он твердо держится своего раскаяния и своего «Брата моего ты убил» (то есть мести).

После таких слов Сигурду уже не нужны igður [птицы, голоса которых он стал понимать, см. 41, 8 и 43, 1–3]. То, что от брата убитого тобой человека не приходится ждать добра, в Скандинавии усваивается с молоком матери, и уж безусловно — на коленях отца, тем более если отец сделал все возможное, дабы преподать тебе этот урок.

Любопытно, что никаких объяснений тому, почему сердце должен изжарить именно Сигурд, не дается. На самом деле, разумеется, Сигурду нужно приготовить сердце только для того, чтобы услышать птиц. В «Речах Фафнира» приводится не сверхубедительное, но достаточное обоснование: «ek mun sofa ganga» [«я пойду спать»] (предположительно, драконья кровь оказалась крепким питьем) [39, 5–8 и 40]. Сейчас невозможно утверждать доподлинно, не было ли здесь причины более веской, связанной с пережитком очень древнего поверья, будто, вкусив чьей-то плоти и испив крови (особенно недруга), приобретаешь мудрость и могущество убитого [40, 5–8; 46, 1–4].

Стоит отметить, что, согласно Снорри Стурлусону, Регин нарочно потребовал от Сигурда в качестве условия примирения за убийство Фафнира изжарить драконье сердце на огне.

39.

Ридил (Ridil): древнеисл. Riðill, меч Регина; Снорри называет его Ревиль (Refill).

42–44.

В «Речах Фафнира» содержится семь строф, в прозаическом примечании-связке приписанных птицам (птицы названы словом igður, значение которого неясно): птицы щебечут в чаще, а Сигурд, после того как кровь драконьего сердца попала ему на язык, внезапно обрел способность понимать их голоса. Но в этих строфах использованы два разных размера. Песнь «Речи Фафнира» написана не размером форнюрдислаг (размер большинства эддических песней), но размером льодахатт. В нем строфа распадается на две части, в каждой из которых содержится по три строки: из них третья строка в каждой из двух частей обычно содержит в себе три ударных элемента и двойную (или тройную) аллитерацию внутри себя самой. Только три из этих «птичьих стихов» написаны льодахаттом; остальные — форнюрдислагом; и мой отец подробно и убедительно доказывал, что стихи в размере форнюрдислаг заимствованы из другой песни (см. комментарий к 49–54).

Три строфы в размере льодахатт, утверждал отец, произносятся двумя птицами, и в них присутствуют два ключевых мотива: повторяются образы золота, страха предательства — и снова золото. Такова основа для трех строф в «Песни» (хотя предположение о том, что Сигурду следует самому съесть сердце Фафнира, в 42, 5–6 перенесено из другого стиха); но, как ни странно, написаны они размером льодахатт и, по всей видимости, выделяются как инородная вставка, поскольку «Песня» написана форнюрдислагом.