Андрей Астахов - Крестоносец

Определенно наш, российский пейзаж. И дед, безусловно, русского, точнее старорусского образца. Эдакий кержак в домотканой рубахе и овчинной безрукавке. Странно, может быть, мы с Домино выбрались из этого самого чертова Пакс?

- День добрый, отец! - крикнул я, стараясь перекричать здоровенного волкодава, рвущегося с привязи в другом конце двора. - Бог в помощь!

- Чего? - Старик приложил ладонь козырьком ко лбу, рассматривая меня.

- Бог в помощь, говорю. Не пустите ли путников передохнуть?

- Каких еще путников? - Старик немедленно выдернул колун из колоды. - Никого не ждем, никого не привечаем.

- Шел я тут с родственницей своей в город, да заплутал, с дороги сбился. Не скажешь, что это за место?

- Дом это мой, вот что за место, - буркнул старик. - Погодь, собаку пойду уйму.

Я дождался, когда дед, заперев своего четвероногого защитника в овин, вернулся обратно - опять же с топором в руке, видно, не доверял мне.

- Говоришь, в город шел? - осведомился дед с энкаведешным прищуром.

- Ага. Сам-то мы не местные, издалека, вот и потеряли дорогу. Ходим весь день кругами, слава богу, рубку твою услышали.

- Одежка у тебя чудная. Ты ведь не из роздольских будешь?

- Да можно и так сказать.

- А по-нашему чисто говоришь, - зловещим тоном заметил старик.

- Говорю, чего уж.

- А сродственница твоя где?

- Тут, в рощице ждет. Собаку твою боится.

- А может, чего другого боится?

- Другого? - Я вопросительно посмотрел на старика. - Чего же именно?

- Стой тут, - велел дед и ушел в дом.

Не было его довольно долго. Я уже испугался, что из дома сейчас покажется эдак дюжина крепких дедовых домочадцев, сынов, зятьев и сватьев, и начнется подробный допрос с пристрастием и рукоприкладством, но старик вернулся один. С неизменным топором в правой руке и с вязанкой чеснока в левой.

- На-ка, съешь, - сказал он, оторвал от вязанки одну головку и бросил мне через плетень.

- Это еще зачем?

- Ешь, говорю.

- Ты чего, думаешь, что я упырь? Так упыри днем не ходят, дедуля.

- Много ты знаешь об упырях, теля молочный! Жри чеснок, кому сказано!

Я поднял головку, отломил зубок, очистил от шелухи и надкусил. Чеснок был адской ядрености - не иначе, дедок его регулярно поливал концентрированной серной кислотой вместо воды.

- Чего, хорош чесночок? - осведомился старик.

- Воды... воды дай!!! - заорал я, ладонью нагнетая воздух в пылающий рот.

Старик кивнул, молча ушел и вернулся с большой кружкой кваса. Я залпом опорожнил кружку и только после этого смог перевести дыхание. И с тоской подумал, что альтернативная реальность никуда не делась. Но все равно, чужой мир, по крайней мере этот его угол, до ужаса похож на Россию...

- Ну и злодейский у тебя чеснок! - прохрипел я, вытирая слезы.

- Злодейский, не злодейский, а теперь вижу, что ты добрый человек, а не навь хитромудрая. Зови свою девку.

- Ее тоже будешь чесноком почевать?

- А то! - заявил дед.

Домино мужественно прошла проверку чесноком, и после этого старик открыл нам калитку.

- Ну вот, пожалуйте, гости дорогие! - провозгласил он не без торжественности. - Коли убого тут для вас, не обессудьте, мы люди простые.

- Так мы тоже не короли, - сказал я, осматриваясь. - А ты что, один живешь?

- С женой. Только хворая она нынче, спину надорвала, лежит. Так что горячей еды не ждите, некому ее сварить. Если только девка твоя нам похлебку не сварит.

- Я не девка, - набычилась Домино. - Но если есть из чего варить, помогу охотно.

- Есть, а как же. Сомья голова, лук и репок изрядно. Коли уху сваришь, сами и похлебаете. Только...

- Чего?

- За еду расплатиться бы надо.

- А вот это сложнее, - сказал я. - Понимаешь, отец, денег у нас нет.

- Да, это наш большой геморрой, - вставила Домино.

- Чего? Это хуже, - нахмурился старик. - Вы в путь без денег пошли?

- Были у нас деньги, да кончились.

- Плохо, - дед стал еще мрачнее. - Нет денег, нет еды.

- Да ты не беспокойся, - сказал я, обрадованный пришедшей мне идеей. - Мы тебе натурой отработаем. Хочешь, дрова тебе поколю.

- А давай, - просиял старик. - Вон топор, вон полешки. Хорошее дело сделаешь.

Дров я старику нарубил много. Куба три, не меньше. Руки мои отваливались от усталости, ладони покрылись волдырями, спина ныла с непривычки, но дед остался доволен.

- Могешь, - похвалил он, похлопав меня по плечу. - А я уж по виду твоему за малахольного тебя принял.

Вечеряли мы втроем, за большим дощатым столом. Похлебка у Домино получилась жиденькая и невкусная: может, с солью было бы лучше, но соль дедушка зажал. Бабуся есть с нами не стала, осталась лежать на печи, наблюдая за нами умильными слезящимися глазками. Судя по всему, бабушка давно и плотно пребывала в глубоком маразме. У деда оказался завидный аппетит - он умял чуть ли не половину котелка и полкаравая хлеба и только потом с пресыщенным вздохом отложил ложку.

- Хорошо, - резюмировал он. - Теперь можно поговорить малость, и спать.

- У меня глаза слипаются, - сказала Домино. Я так понял, беседа с нашим старичком на сон грядущий ее не прельщала.

- На сеновале спать будете, - заявил дед. - Ночи нынче теплые, не продрогнете.

- Так главного ты мне не сказал, отец, - начал я, - как в город-то пройти?

- А тебе в какой надобно?

- Ну, в самый главный, в стольный, - осторожно пояснил я.

- В Проск что ли? Никак, к государю на службу собрался?

- Собрался. А что, не примут?

- Может, примут, может, нет. Но дело твое. До Проска далековато будет, дня четыре пути, если на закат идти по большой дороге. Зато безопасно - по тракту часто обозы ходят, да ратники государевы за порядком смотрят. Верстах в пяти отсюда деревня есть, называется Холмы. Большая деревня, там постоялый двор есть и лавка хорошая. Но оставаться там ночевать не стоит. Беспокойно у них стало.

- Упыри, что ли?

- Третьего дня в деревню я ездил, овчины и шитье бабкино продать, да кое-чего прикупить, так слышал, как люди про мертвяка рассказывали.

- Мертвяка?

- Ну да. Говорят, завелся у нас в округе мертвяк. Откуда взялся, неведомо: может, выполз из могилки безвестной, а может, река его принесла с верховьев, к нашему берегу прибила. По ночам к самим домам подходит и воет так тоскливо, что жуть всех берет.

- А чего это он? - Я поежился, потому как пробрало меня по хребту мелким холодком.

- А пес его знает. - Старик посмотрел на меня с хитрым прищуром, чем ужасно напомнил мне Ленина, беседующего с ходоками. - Знаешь, чего я подумал, паря? Ты вроде храбрый малый и оружие у тебя справное, а деньжат у тебя нет. В Проске без денег шагу не ступишь. А поговори с Попляем, бурмистром Холмским; он, баили, искал охотников мертвяка упокоить, чтобы не пакостил.

По хитрым огонькам в глазах деда я понял, что история с мертвяком имеет двойное, а то и тройное дно. Ясное дело, хитрит дедок. Нет ему дела не до Попляя этого, не до сельчан, какую-то свою корысть преследует. Хочет свой гешефт моими руками провернуть. Сориентировался по ходу разговора, решил меня использовать. Попробовать расколоть? Вряд ли выгорит, судя по всему - кремень дед.