Вадим Проскурин - Эти бессмертные

Ивернес вывалил содержимое тачки в яму. Тачка опустошилась не полностью, несколько комьев липкого помета повисли на стенках. Надо бы отцепить их, но не хочется пачкать руки, это слишком противно и унизительно. А тащить обратно к сараю — глупо. Сходить, поискать какую-нибудь тряпку? Не хочется утруждать себя по такому пустячному поводу, да и неудобно будет хватать дерьмо тряпкой. В душе Ивернеса зародилось смятение, он понимал, что оно возникло из-за ерунды, разум прекрасно понимал, что надо сейчас сделать. Надо мысленно сказать самому себе «да пошло оно!» и либо испачкать руки, либо потащить тачку назад, не обращая внимания на пару грязных комков в ней. И неважно, какой из двух вариантов выбрать, главное — что-нибудь выбрать.

Разум все понимает, но душа отказывается следовать его повелению. Ивернес не раз сталкивался с такими случаями, когда приговоренный раб не убегал, хотя мог убежать, или, наоборот, впадал в паническую агрессию, когда нужно было затаиться и выждать. Или когда подмастерье глубоко и глупо задумывался, столкнувшись с неожиданным.

— Да пошло оно! — воскликнул Ивернес и отбросил тачку.

Круто развернулся и пошел прочь. Ему открылось правильное решение, теперь он знает, как заставить демона Павла побороть страх и нерешительность, как ускорить его шаги на предначертанном пути. Потом Павел все поймет и простит, а если даже и не простит — что ж, такова судьба. Может, в этом и есть главное предназначение первого спутника потрясателя?

Бригитта сидела в тени какого-то плодового дерева, Ивернес не мог точно сказать, какого именно, он не разбирался в сортах растений. Она смотрела на бывшего мастера смерти, в глазах ее читалось удивление, смешанное со злорадством. «Вот какой ты нежный, — как бы говорил ее взгляд, — командовать любишь, а попробовал сам тачку с дерьмом потаскать — сразу все силы закончились». Она не осмелилась произнести вслух то, что думала, но Ивернес и так все понимал, ее мысли были открыты ему, на своем веку он повидал не одну сотню таких девчонок. Сейчас она не осмелится ничего сказать, а потом, когда он скроется из виду, она вскочит и станет кричать ему вслед обидные слова, потрясая миниатюрными кулачками. Только Ивернес этого не увидит.

Он ошибся, она осмелилась раскрыть рот. Но произнесла она совсем не то, что Ивернес рассчитывал услышать.

— Ты правильно поступаешь, — сказала Бригитта. — Уходи и не возвращайся.

Ивернес саркастически ухмыльнулся и ответил:

— Ты ошибаешься. Я вернусь.

И удалился торопливым шагом прежде, чем она начала задавать вопросы.

Он шел очень быстро, дорога до замка заняла менее двух часов. Солнце только начало клониться к закату, а он уже вступил на площадку перед входом, когда-то ровную и вытоптанную, а теперь похожую на поле, вспаханное безумным холопом, решившим выстроить грядки в виде концентрических кругов. Круговые валы, поднятые заклинанием Людвига, сильно оплыли, но даже в таком виде они впечатляли. В самых высоких местах верхушки земляных волн доходили Ивернесу до пояса. Кое-где обнажились подземные каверны, созданные боевым заклинанием. Вокруг поля вздыбленной земли появилась свежепротоптанная тропинка, местные рабы предпочитали пройти лишние сто шагов, чем рисковать переломать ноги. Ивернес последовал их примеру и пошел по тропинке.

Она похожа на путь судьбы, не прямой, как полет заклинания, а извилистый, как след змеи. Или как путь раба, предающего хозяина. И неважно, сколь велика цель, послужившая причиной предательства, и сколь незначительно событие, ставшее непосредственным поводом. И можно ли это вообще назвать предательством? Неважно. Важно лишь то, что это событие позволит судьбе потрясателя совершить поворот и обойти опасное место, кишащее подземными ямами.

Через минуту раб Ивернес стоял перед бароном Людвигом и говорил:

— У меня есть важные вести для вашего высокоблагородия. Они касаются местонахождения барона Павла, бывшего ранее демоном, и рабыни Бригитты, бывшей ранее матерью незачатого.

Ивернес закончил свою речь коротким поклоном, достаточно низким, чтобы не стать нарушением этикета, но не более того. Этим жестом раб показал, что не отказывает барону Людвигу в должных почестях, но не собирается добавлять к ним ни единого знака почтения, исходящего не от обычаев, а от сердца. Потому что он не уважает барона.

Людвиг придал лицу задумчивое выражение. Он понимал, что сейчас должен принять решение и что решение это должно быть быстрым и точным. Нельзя давать рабу повод сомневаться в решительности молодого барона. Но как же трудно решать самому!

На первый взгляд все очевидно — нужно пойти и покарать дерзкого демона, вышедшего из-под контроля. Но получится ли? Барон Трей был гораздо сильнее Людвига, но демон его победил. А ведь тогда демон владел меньшим числом заклинаний, чем сейчас. Как жаль, что книга Хайрона попала в руки не повелителю, а этой мерзостной твари! А она ведь очень ценна, если ради нее демон променял пребывание в графском замке на грязь и тесноту холопской хижины. Страшно подумать, какой мощью обладает демон сейчас.

Может, лучше не трогать демона? Принять слова раба к сведению, отпустить его, а потом сделать вид, что ничего не было, что раб не приходил вообще? Но что потом скажет лорд Хортон, когда раб доложит ему о случившемся? Это ведь не просто раб, это мастер смерти, он обязательно придет с докладом к повелителю сразу же, как повелитель вернется, и он не умолчит о недостойном поступке новоявленного барона Людвига. Как же страшно…

Может, убить его прямо сейчас? Дескать, получи по заслугам, лжец и изменник. Нет, не пойдет. Надо быть совсем бестолковым дураком, чтобы не поверить объяснениям раба. Он действительно назначен повелителем присматривать за демоном, и когда демон вышел из-под контроля, он действительно принял единственно верное решение. Не стал пытаться превозмочь магию железом, а продолжал наблюдать, пользуясь тем, что изменник воспринимает его как союзника. Хорошо, что в мире, откуда пришел демон, не знают, что такое настоящая верность повелителю, иначе мастеру смерти было бы труднее убедить демона в своей лояльности. Но демон поверил, и это станет его фатальной ошибкой. Отмщение грядет, не за то, что демон оборвал жизнь гадкого глупца Трея, а за то, что демон позволил себе оскорбить лорда Хортона, убив вассала, временно владеющего его правами. Такие оскорбления не прощают.

— Если на то будет воля вашего высокоблагородия, я готов показать вашему высокоблагородию дорогу к месту обитания демона, — сказал мастер смерти и добавил: — Хоть сейчас.

Людвиг почувствовал злость. Его колебания превзошли пределы допустимого, это понял даже раб. А когда он понял это, то осмелился намекнуть барону, что тот нерешителен. И это правда, Людвиг действительно нерешителен, решительных воителей не называют наложницами.