Александр Мазин - Мой друг Тролль

— Только не закапывай их в землю, — предупреждает Селгарин. — Тролль выкопает и перепрячет. Брось в воду, а лучше сожги.

Катя ежится, представив, как будет жечь кости Селгарина. Вонища от них, наверно, будет невероятная. Нет, лучше уж в воду…

— Сделай это — и мне, возможно, станет легче.

— Что-нибудь еще я могу сделать? — спрашивает Катя.

— Может быть. Ты ведь, Катя, не обычный человек. Когда я увидел, что мой плач не трогает тебя, я был поражен.

— Почему?

— Потому что только сиды могут внимать ему равнодушно. Он нестерпим для человеческой души.

— Но тролли… — бормочет Катя. — Они ведь тоже…

— У троллей слишком чувствительные уши, — говорит призрак с презрением. — Мой плач терзает их слух, а не души.

— Тогда, может, я тоже сид, — предполагает Катя.

— Если бы ты оказалась сидом, все было бы гораздо проще, — говорит Селгарин. — Но ты не сид, ты — человек. Ты способна сострадать. Но ты способна и на гораздо большее. Никто не знает, на что ты способна. Разве что Ротгар… — добавляет он с глубокой печалью. — Потому он тебя и ищет. Ты очень дорога ему.

— Да уж, — кривится Катя при упоминании о Ротгаре. — Недаром он собирался меня изнасиловать.

Лицо Селгарина становится еще печальней.

— Та ночь была роковой ошибкой, — говорит он. — Мы все ошибались. С тех пор отношение к тебе Ротгара полностью переменилось. Ротгар больше не станет посягать на твое целомудрие. Он ценит тебя как высшее и непознанное существо.

— Ну-ну, — бормочет Катя.

Не то чтобы она верит призраку, но слова его ей безусловно польстили.

— Ты зря скрываешься от него, — продолжает Селгарин. — Ротгар — Туат’ха’Данаанн. Из первых ши, сотворенных Богиней Дану. Высший, великий Ши. Он мог бы открыть тебе твое собственное могущество…

— Так я и поверила — бормочет Катя. — Когда он пытался меня убить, когда он мне ногу сломал — я тоже была для него «высшее непознанное»?

— Он охотился, — говорит призрак. — Он охотник, и огр — его добыча.

— Да ну? А мне почему-то кажется, что всё совсем наоборот. Это Карлссон — Охотник, а твой Ротгар — как раз и есть добыча!

Кате обидно за Карлссона.

— Хотите, чтобы я разбудила Хищника? — интересуется она. — Разбудить? И тогда посмотрим, кто тут добыча, а кто — охотник!

— Не сердись, — примирительно говорит призрак. — Огр тоже охотник. Охотиться на нас — его профессия. Он не может не охотиться. Он рожден для этого. А когда Ротгар охотится на троллей, это — утонченное развлечение, высокое искусство!

— Глупости! Это Карлссон выслеживает вашего Ротгара!

— Выслеживает, — соглашается Селгарин. — Потому что Ротгар этого хочет. Вот уже много столетий он развлекается охотой на твоего огра. Его развлекает, когда Охотник безуспешно пытается его настичь. Его развлекает, когда Охотник подводит к нему манок. Таких, как ты.

— Только что вы говорили, что я — высшее существо!

— Да, — вновь соглашается Селгарин. — Ты — не просто манка. Прежних Ротгар потребил без всякого сопротивления. Это для него особенное удовольствие: вынуждать Охотника поставлять угощение для Туат’ха’Данаанн. И он никуда не денется, глупый огр… Пока эта погоня развлекает Ротгара — она будет продолжаться.

— Всё это вранье! — возмущается Катя. — Если Карлссон захочет…

— Однажды уже захотел, — перебивает ее призрак. — Это обошлось огру дорого. Жизнь его самки и детеныша — вот цена его хотения.

— Значит, вот почему Ротгар убил их… — шепчет Катя.

— Поэтому — тоже, — отвечает призрак. — И еще потому, что Туат’ха’Данаанн нравится убивать огров. Для высшего ши убить огра — всё равно что человеку-охотнику — застрелить кабана. Но убить не простого огра, а огра-Охотника — это высшее искусство. Истинное наслаждение. Ведь огров-Охотников совсем мало, и Туат’ха’Данаанн хочется растянуть удовольствие. Но конец этой охоты уже близок.

— Почему близок? — настораживается Катя.

— Потому что твой маленький огр уже наскучил Ротгару. Как только тролль прибудет в Стокгольм, Ротгар его убьет. А потом вернется сюда и убьет Хищника.

— Еще вопрос, кто кого убьет, — заявляет Катя. — Он уже пытался — и что получилось?

— Теперь всё будет иначе. Без стрельбы и без людей. Твоего огра в Стокгольме ждет магическая ловушка ши. Древняя и безотказная. Ее непросто устроить, но дело стоит затраченных усилий. За прошедшие полторы тысячи лет в такую ловушку угодило множество огров.

— Можно подумать, Карлссон о ней не знает!

— Конечно, нет.

— Почему вы так в этом уверены?

— Потому что тролль, попавший в эту ловушку, уже не может о ней рассказать, — с коротким смешком говорит Селгарин.

— Как бы там ни было, вам это точно не поможет! — сердито бросает ему Катя. — Вы так и останетесь баньши!

— Ты права, — соглашается Селгарин. — Останусь. И всё будет так, как я сказал. Считай, что твой тролль уже попался.

— Ничего подобного! — возражает Катя. — Я постараюсь его предупредить!

— Это бесполезно.

— Ладно, не будем спорить, — примирительно говорит Катя. — Раз вы считаете, что ничего нельзя изменить, значит, вам совсем не обязательно сообщать Ротгару о нашем разговоре.

— Я сделаю это по другим причинам, — говорит призрак. — Зачем мне что-то утаивать?

— Но вам ведь и Ротгару не обязательно помогать? — спрашивает Катя.

— Я помогаю ему не по обязанности, — говорит баньши.

— А он мог бы помочь вам?

— Мог бы. — В голосе призрака снова нестерпимая печаль. — Но не поможет.

— Тогда я предлагаю вам сделку, — говорит Катя. Она старается, чтобы голос ее звучал уверенно, хотя внутри нее все трепещет. — Да, сделку, — говорит она. — Если вы не станете помогать Ротгару, я попробую помочь вам.

— Ты не сможешь.

— Откуда вы знаете? Сами же сказали: никто не знает, на что я способна.

Призрак молчит.

— Ну что, договорились?

Призрак смотрит на Катю. Глаза его мерцают. Потом раздается протяжный и тонкий звук — и баньши исчезает.

И вместе с ним исчезает дивное свечение, наполняющее комнату.

Катя открывает глаза и понимает, что проснулась по-настоящему.

Но до утра еще далеко — и она снова засыпает. На этот раз это просто сон, обычный сон обычной семнадцатилетней девушки.

Только под кроватью обычной девушки вряд ли будет спать тролль-Хищник.

И вряд ли над обычной девушкой всю ночь будет виться призрак-баньши, напевая ей эльфийскую колыбельную.

На часах — половина пятого. Небо уже превратилось из черного в серовато-синее. Лейка спит, Хищник тоже. Трудно поверить, что он проспал баньши. Но — проспал.