Александр Мазин - Мой друг Тролль

— Так у тебя и пожрать ничего нет? — недовольно сказал Сережа. — Плохо, плохо ты подготовилась. Ну, на первый раз прощаю.

Сережа задумчиво погладил бутылку мартини.

— Вспомнил! Я ведь не просто так пришел, а по делу. Буду тебя учить правильно пить мартини. У тебя есть такие низкие бокалы без ножек?

— Нет, конечно! — язвительно ответила Катя. — И пить я не буду!

Сережа ее слова проигнорировал. Непринужденно уселся на кровать и принялся откручивать крышку мартини, продолжая трепаться.

— …Прихожу тут как-то в бар с одной девчонкой, делаю заказ — по двести мартини, а барменша меня спрашивает: вам чем разбавить, грейпфрутовым соком или апельсиновым? Я ей говорю — первый раз вижу, чтобы мартини разбавляли соком! А она мне, дура, — а я первый раз вижу, чтобы хлестали неразбавленное! Ничего не понимает! Ну что ты стоишь? Из горла нам, что ли, пить?

Катя пошла на кухню искать посуду.

«Зачем он приперся?» — подумала она, роясь в обшарпанном пенале.

Развлекать пьяного Сережу у Кати не было ни малейшего желания. Но ведь и выставить его нельзя. Нехорошо. Как-никак это он ее сюда устроил.

Бокалов не нашлось, стаканов и стопок — тоже. Катя взяла две чайные чашки, принесла в комнату и поставила на табуретку, а сама села на другую, подальше от гостя. Не смущаясь неподходящей посудой, Сережа разлил мартини, чокнулся с Катей, одним глотком выпил полчашки, с комфортом развалился на кровати.

— Ты чего не пьешь? Давай, смелее. Не хочешь — как хочешь, а я выпью, чтобы добро не пропадало. Сейчас выпью — и проверю, как ты тут за квартирой следишь. Не украла ли чего…

— Что?! — вспыхнула Катя.

Сережа заржал, довольный собственным остроумием.

— Шучу, чего ты сразу надулась? Шуток не понимаешь! У вас в Пскове все такие тормозные?

— Идиотские шуточки, — обиженно проворчала Катя.

Настроение у нее совсем испортилось.

— Кстати, ты почему отцу не сказал, что я из Пскова? — вспомнила она.

— Ха, разумеется, не сказал. Он бы тебя в жизни сюда не впустил. Я ему наплел, что ты — моя одноклассница. Из хорошей семьи. Это у него задвиг насчет семьи. Мол, хочешь пожить одна, так сказать, личной жизнью. Здорово я его развел, да?

Катя промолчала. У нее промелькнула мысль, как было бы замечательно, если бы Сережа забрал свое мартини и ушел восвояси.

Но Сережа явно обосновался в мансарде надолго.

— А чего у тебя тут есть? — спросил он, осматривая помещение. — Где музыка? Видик есть? А почему нет? Так пойди и купи! Магазин аудио-видео, между прочим, через дорогу. Я советую домашний кинотеатр, только непременно с сабвуфером, иначе никакую музыку будет не послушать толком. И не потанцевать, кстати. Вы чего в Пскове слушаете? Небось «Ласковый май»?

— «Ласковый май?» — Катя и не слышала о такой группе. — Нет, мне «Сплин» нравится. Земфира… «Глюкоза» кое-что… Еще Ник Кейв, «Murder ballads»… А что сейчас слушают в Питере?

— Мне, честно говоря, по фиг, что слушать, — пренебрежительно отозвался Сережа. — Я больше автомобилями увлекаюсь…

Сережа оживился и принялся рассказывать о новой отцовской машине, потом о машине отца своего приятеля, потом о той машине, которую отец купил бы ему на совершеннолетие, если бы не был такой жадной сволочью…

Катя сидела, зевала, смотрела, как в бутылке падает уровень жидкости, и мечтала о том моменте, когда мартини иссякнет и Сережа наконец исчезнет из ее дома.

— Ты чего там, заснула, что ли? — пробудил ее от грез Сережин голос. — С табуретки вот-вот свалишься. Пересаживайся сюда!

«И вправду, усну и свалюсь», — подумала Катя и пересела. То, что это опрометчивое решение, она поняла сразу, но было уже поздно.

— Вот была бы музыка, мы бы с тобой потанцевали, — мечтательно объявил Сережа, ухватив Катю за талию потной рукой. — Белый танец при свечах… У тебя свечи есть?

«О Господи!» — мысленно простонала Катя, пытаясь отодвинуться от Сережи так, чтобы это не выглядело откровенной борьбой за свободу.

— Сереж, уже поздно, наверно, метро закроется, — намекнула она, краснея от собственной бестактности.

— На фига мне метро? — удивился незваный гость, прижимая к себе Катю. — Я тут рядом живу!

— Ты бы не мог слегка отодвинуться? Мне неудобно.

— А ты перестань мне локтем в бок упираться, так станет удобнее.

— Мне жарко! — жалобно сказала Катя.

— О чем базар — ты разденься! — с готовностью предложил Сережа. — Хочешь, помогу?

«Шутник!» — злобно подумала Катя и рванулась из потных объятий, намереваясь встать. Но Сережа со смехом потянул ее на себя, и она снова плюхнулась на кровать.

«А ведь он не шутит», — похолодев, поняла она.

— Ну чего ты дергаешься? — укоризненно сказал Сережа. — У вас во Пскове все такие закомплексованные? Нормально ведь сидим, оттягиваемся, а ты куда-то норовишь убежать…

«Он, наверно, не соображает, что делает. Он уже совсем пьяный. Он и пришел пьяный. Не надо его злить, — думала Катя. — Не надо вырываться, только хуже будет. Может, через десять минут он совсем напьется, захочет спать и сам меня отпустит».

Катин папа, когда перебирал лишнего, всегда ложился спать.

«Не то, — говорил, — я буянить начну».

Заснув, он не буянил, но мама все равно ругалась и потом неделю вспоминала, как он напился.

Тем временем Сережа сменил тему и от автомобилей переключился на девушек. Но хотя его монолог с каждой минутой становился все более бредовым, никаких признаков сонливости Сережа не подавал. Его пальцы бродили по Катиной спине, нащупывая застежку бюстгальтера. Катя отодвигалась, выставляла локти и страдала.

— Большинство девушек не умеют себя правильно вести! — вещал Сережа. — Они думают: если кривляться, ломаться или насмехаться над парнями и все такое, так это очень круто. А я не выношу, когда надо мной издеваются. Вот Лейку возьми: классная девка. А как скажет чё, весь день ходишь как облёванный. У меня такая была мысль! — Сережа оживился, даже шариться по Катиной спине перестал. — Только никому не говори, это секрет — познакомиться с какой-нибудь девчонкой помладше и воспитать ее как надо. Выдрессировать как собаку. Ну, в хорошем смысле. Чтобы скомандовал — «К ноге!» — и она уже тут, смотрит преданно в глаза и на все готова. А стерв ненавижу. Ты ведь не из таких? Я как тебя увидел, то сразу решил — ты мне как раз подходишь. Ты тихая, маленькая, складненькая, к тому же притворяешься скромницей. А во всяких журналах пишут, что те, кто притворяется скромницами, на самом деле самые страстные женщины…

«Не засыпает», — с тоской думала Катя.

Придется его гнать. Как же его поделикатнее выставить? Он ведь отцу нажалуется. А тогда — прощай работа, и жилье, и Питер с институтом, и здравствуй, Псковский педагогический и вечная тоска.