Василий Кононюк - Жизнь взаймы

В этом году — рекламная кампания, а на следующий год придется плотно путешествовать по приграничным с Польшей землям, и создавать транспортные каналы. Наши бояре с польскими на ножах, им на унии пока наплевать, так что никто не будет помогать ляхам искать беженцев. При правильной организации много денег это мероприятие не потянет, а людей заселять казацкие земли прибудет изрядно, заодно и разведка минимальная появится.

Обдумывая свои ближайшие действия, слушал вполуха разговор Ивана с хмурым корчмарем, и понял, это не наш клиент. С виду и по повадкам, отставной княжеский дружинник, который открыл корчму после выхода на пенсию.

— Девок, казак, себе сам ищи, я в таких делах не советчик. Если тебе на одну ночь жениться, подскажу в Киеве двор постоялый, там тебе помогут хотелку успокоить, коль терпеть невмочь. Чтоб охочих в поход искали, того пока не слыхал. Приехали ляхи к князю нашему, о чем толкуют, того не ведаю. Где в Киеве стоят, могу подсказать, потолкуете с кем-нибудь из их охраны, может подскажут чего. А пока вот отведайте, что жонка разогрела, и не серчайте, мы сегодня гостей не ждали. Спать тоже тут будете на лавках, в хатах не топлено нигде, вам же лучше. С вечерей, пятнадцать медяков с вас возьму, хоть с вами целый табун коней пришел, не грех и двадцать взять.

— Если с ляхами у нас завтра разговор выйдет, то две серебрушки от нас получишь, в обиде не будешь.

— Так я и так не в обиде, нож к горлу не суете, уже добре, ха, ха, ха.

— А что и такое бывало?

— А ты казак, открой корчму, если на тебе раз в месяц с ножом не полезут, я рядом открою, видно ты место на дороге в рай нашел, ха, ха, ха.

— Ты наверно дядьку, сам их подуськиваешь, скучно видать тебе жить, без меча в руках и пики доброй, — вставил и я своих пять копеек.

— Ишь, глазастый какой, скучно мне…, намахался, слава Богу, за двоих, одного не пойму, как живой остался. Вои, не чета мне, спят давно, а я вот, топчу пока рясу… А ты чего две сабли за спину нацепил, неужто с двух рук биться можешь? Тебе еще пять лет со щитом упражняться надо, пока вторую саблю в руки брать.

— Ты, дядьку, о чем не ведаешь, по себе не суди. С двух рук биться, либо сразу учат, либо не учат совсем. Переучивать того, кто со щитом годы простоял, никто не возьмется.

— Языком ты горазд махать, спору нет, а может мне старику, покажешь, как руками машешь?

— Выбачай, дядьку, не сейчас. Дорога дальняя, а даже палкой покалечиться можно. Вот будем назад ехать, тогда помашем с тобой палками, готовь монеты. Я без монет не бьюсь.

— Ха, посмотрим, кто из нас без монет останется. Но осторожный ты больно, казачок, так что и на казака не похож. Ну да ладно, лучину сами потушите, спите спокойно.

Оставив меня размышлять над мучительным вопросом, похож он на того, кому Господь рекомендовал много раз прощать, или может, нужно было в ухо дать за такие слова, старый солдат ушел наверх по скрипучей лестнице. Решив, что быстрее засну, если отвечу, что похож, успокоенный, улегся на свою лавку.

На следующий день, оставив коней и поклажу в корчме, мы дружной пятеркой, пешим строем отправились в Киев. Как объяснили опытные товарищи, пеший на воротах не платит, а поскольку торга сегодня доброго на базаре нет, то и смысла монетами разбрасываться тоже нет. На воротах недовольные охранники начали зубоскалить над нашей экономностью, тем более, что Иван вырядил нас всех, для солидности, в полный доспех, и мы были похожи на терминаторов. Как обычно, больше всех досталось мне, а поскольку грубить охранникам на воротах чревато, то приходилось отшучиваться, и брать на "а слабо". В результате, договорившись, что после пересменки, готов принять кулачный бой с каждым из них по очереди, мы наконец-то попали за крепостную стену. Там Иван и Сулим, рассудив здраво, что со мной не на роботу наниматься надо ехать, а объявлять войну Польше, решительно отправили меня с Дмитром на базар, договариваться с подходящим купцом, а сами с Давидом пошли искать постоялый двор с приезжими поляками.

Поскольку Киев того времени, уже был не столицей могучего государства, а пограничным городом, выглядел он соответственно, напоминая провинциальный городок с пятью-шестью тысячами населения, у которого на базарную площадь выходят практически все дороги. По сравнению со своим расцветом, о котором напоминали руины укреплений построенных при Ярославе Мудром, лишь правильными геометрическими размерами отличающиеся от обычных земляных холмов, город значительно ужался в размерах. Жизнь городка сосредоточилась вокруг Лавры на Печерах, и на Подоле, среди многочисленных ремесленников и купцов. Одноэтажные деревянные постройки, бедность, и первые следы восстановления — как-то новый земляной вал и частокол, сооруженный уже при Владимире Ольгердовиче, нынешнем удельном князе, наглядно демонстрировали, что еще тридцати лет не прошло, как Киев был освобожден от ордынского гнета. На Андреевскую гору нам идти было нечего, да и нарваться на неприятности можно, так что княжий гостинец нам обозреть не удалось.

Попав на базарную площадь, первым делом, я потащил Дмитра к скучающему бандуристу, которого никто не слушал, по причине практического отсутствия на рынке покупателей. Живописав бандуристу, жизненный подвиг Керима, и убедив его с помощью монет, что наша с ним задача рассказать об этом потомкам, взялись сочинять думу. Поскольку моя голова была полна всевозможных поэтических заготовок типа, "то не темна хмара насувает, то татарская Орда налетает", "то не ясен долу похылывся, то молодой казак зажурывся", поэтическую часть думы я доверил Богдану, объяснив ему принципы поэтического творчества и привел в пример пару песен про казаков которые я приблизительно помнил. Богдан с радостью занялся новым для себя делом, и легко выдал почти готовый текст за каких-то пятнадцать минут. Малыш обещал стать выдающимся сочинителем, слова складывались у него в рифмованные строки очень просто и естественно, тем более что народ к рифмам был не капризен, и с удовольствием слушал под музыку и белые стихи. Музыка в те времена разнообразием не блистала, так что в скором времени мы с Дмитром проводили контрольные слушанья нового хита.

Я позволил себе только слегка изменить концовку, придав ей более жизнеутверждающий характер. В конце песни главный герой, казак Кирим Вырвыноги, наступив на одну ногу своего кровника, вторую потянул в сторону, попытавшись, в такой способ, разделить его на две равные половины. Эта попытка окончилась неудачей, а в руках у казака осталась оторванная нога супостата. Несмотря на то, что лирический герой не смог добиться симметрии в финальном рисунке песни, я понял, что это произведение найдет благодарного слушателя, и наш творческий труд будет по достоинству оценен.