Василий Кононюк - Жизнь взаймы

За огромными, выступающими из земли корнями старого ясеня, простелил овечью шкуру, нагреб на нее кучу прошлогодней листвы, а потом зарылся, проползая ее насквозь к своему оружию. Наступило время одного из двух труднейших действий, сформулированного лучшими умами человечества. Ожидания.

Волновался ли я? Несомненно. Первый бой пятнадцати-шестнадцатилетних пацанов. И вроде обучены они и заточены именно под эту задачу. Неплохо обучены, вплоть до мелких нюансов, таких как: оружие не трогать руками, пока врага не увидел. В лицо ему не смотреть. Если в направлении прицеливания неприятель отсутствует, ищешь цель находящуюся левее. Не уверен, что поразишь цель — ждешь, не стреляешь, пока не будет твердой уверенности в результате. Если ты не выстрелил, враг тебя не видит, будет стараться достать твоего товарища, который самострел взводит. Вот тут то вражина и откроется, и ты его достать сможешь. Эти и многие другие тонкости мы разбирали регулярно, чем дотошней разобраны нюансы, тем меньше нужно думать бойцу. Значит, тем меньше у него шансов совершить ошибку.

Почему я был уверен, что татары не полезут в балку, а вернутся обратно? Не знаю. Больно осторожно вел себя этот отряд. Теперь поставим себя на место казаков, которым поручено деревья подпиленные завалить. Им, наверняка, атаман дал приказ, — "Передний дозор пропустить, как увидите основной отряд, валите деревья". Откуда они могут знать, что второй отряд это тоже дозор, или как его называют в мое время — боевое охранение походной колоны? Не могут они этого знать. Не принято в это время два передних дозора пускать. И местность там такая, что не видно, десять человек едет или сто. Пропустили первую пятерку, увидели первого бойца из второго отряда и надо валить деревья, а то не успеешь. Наверняка атаман разместил казаков в балке, только толку от этого ноль. Связи нет, чтоб предупредить, а как разберешься, что к чему, так уже не побегаешь. Больно глаз чужих много будет. Плащи-невидимки ведь только в сказках бывают.

Никто не виноват, что мы нарвались на параноика-новатора в военном деле. В лучшем случае казаки завалят всех из этих двух дозоров, в худшем, из второго кто-то и обратно прорваться сумеет. Что сделает командир татарского отряда, обнаружив впереди засаду? Прикажет атаковать ее, не зная ни количество противников, ни как они расположены? В чужом дремучем лесу, заваленном опавшими ветвями и деревьями? Который его противники знают, как свои пять пальцев? Лично я бы уносил из такого леса ноги, и чем скорее, тем лучше. Не думаю, что он тупее меня.

Еще предполагал, что тратить драгоценное время на перестройку отряда он не будет. Да и смысла особого нет. В тех дозорах тоже не отборные бойцы собраны были. Пару опытных бойцов и глазастая молодежь. Дозорцы, конечно, не смертники, но что-то общее между ними есть. Поэтому, сформирует передние дозоры из пастухов, а задние из своей гвардии, развернет колону на месте и двинет обратно на максимальной скорости. То есть, быстрым шагом. По-другому на этой тропе не получиться.

Что мне делать, если он все-таки перестроиться и снова вылезет наперед с ударным отрядом? Ничего. Действуем по намеченному плану и бьем последних два десятка. По тем же причинам что и раньше, он не станет ввязываться в бой, а ускорит отступление.

Пока я разыгрывал в голове шахматные партии за себя и за того парня, время неспешно продолжало свой бег. С момента ухода нашего командира с казаками прошло полтора часа. Додуматься отправить к нам Давида с указаниями у него соображения не хватило. Да и какие указания? Сказано сидеть в овраге, там и сидите, пока казаки воюют. Пора было по моим расчетам и татарам обратно скакать, но никого не слышно и не видно. Неужели поперлись в балку? Тогда должен Давид появиться, чтоб мы следом за ними двинулись…

Первыми появились татары. Передний дозор из пяти человек, все со щитами и с луками в левой руке, в правой — стрела, напряженно всматривающиеся своими раскосыми буркалами в сумрак леса. За ними следующая десятка таких же взвинченных товарищей. Затем закованная в железо пятерка, ударная тридцатка в кольчугах и на закуску ватные халаты. Мне оставалось только поменять срезень обратно на бронебойный болт. Чертов новатор военной мысли хладнокровно перестроил свое воинство и в том же построении, в котором шел сюда, организованно отправился обратно. Осталось убедиться, что я не даром оторвал пятерку бойцов, и арьергард также присутствует в его боевых построениях.

Услышав со стороны засады на задний дозор подозрительный шум и крики, поймал в прицел последнюю грудь основного отряда одетую в толстый халат, крикнул, — "Бой!" и нажал курок. Татарин, замыкавший основной отряд, получив болт в правую часть груди, умудрился удержаться в седле, упал на шею своего коня, который пока продолжал свой неторопливый бег. Он еще не умер, но прогноз явно неутешительный. С такими ранами долго не живут.

В пределах моей видимости врагов пытавшихся оказать сопротивление не наблюдалось. Некоторые уже свалились с седла, некоторые еще сидели, но опасных телодвижений никто не совершал. В другом конце послышались громкие крики на татарском языке. Если бы не знал, что это орут Лавор и Андрей, никогда бы не признал.

Я по-прежнему лежал на земле, вцепившись в свою пушку. Никак не мог решить в какую сторону бежать. К пятерке схватившейся с арьергардом или к Андрею с Лавором? Пока выбирал, как буриданов осел, между этими двумя направлениями движения, со стороны дальней пятерки, из-за поворота показался конь с татарином в добротном пластинчатом доспехе. Тот отчаянно отстреливался от кого-то невидимого мне, но, несомненно, угрожающего его жизни и здоровью. Был он развернут корпусом влево и назад, в мою сторону смотрел его правый бок и спина. Прикрываясь щитом, он ловко натягивал лук и пускал стрелы, когда громко тренькнула моя пушка. Болт прошил его насквозь и скрылся в теле. Короткий, зараза, как его теперь вырезать? Топора нет, придется кинжалом ковыряться. Разница между энергией в тысячу пятьсот джоулей и в триста пятьдесят была очень наглядно продемонстрирована на практике. Болт со стальным, трехгранным наконечником пробил пластинки доспеха, как картон. От удара татарина выбило из седла, конь потащил его, запутавшегося ногами в стременах дальше по тропинке. Поскольку в крупе коня торчало несколько стрел, далеко он не ушел, остановился, а затем сам повалился на землю. Люди дерутся, а безвинная скотина страдает. Вот он, отвратительный лик войны. Но поскольку мы все с утра были на голодном пайке, мечты о запеченном на костре куске мяса провели определенную пластическую коррекцию в моем сознании. Лик войны неожиданно приобрел определенную привлекательность.