Юлия Федотова - Колумбы иных миров [HL]

— Точно, без эльфов не обошлось, — изрек он многозначительно. — Идемте, поищем. Может, мы их найдем, может, они нас… Так или иначе, попросим у них еды. А то не знаю, как мы прокормим нашего судового! Запасы прямо тают!

— Нашел крайнего! — фыркнула Энка.

Бросать драккар на берегу без присмотра все-таки побоялись. Стали тянуть жребий, кому сторожить. Выпало Орвуду и Улль-Бриану.

— Третьего давайте! — рассердился гном. — Случись что — какой мне прок от Улля?

— У тебя еще судовой останется! — напомнила сильфида ехидно.

— А-а! Ну конечно! Уж с ним-то мы всех врагов одолеем!

Третьим остался Рагнар. Уж как он, бедный, огорчился! А между тем только в этом и было его спасение…

Условились, что разведчики будут идти в глубь острова целый день (если только эльфы не встретятся раньше), заночуют в лесу и назавтра вернутся обратно. На всякий случай Хельги крепко привязал к Ферниру, на носу драккара, свое левое ухо.

Скоро путешественники углубились в чащу.

Ах, какой же это был лес! Чистый, будто ухоженный парк, светлый — весь в солнечных бликах. Аолен шагал — и сердце его трепетало от радости слияния с природой, чувства, в полной мере свойственного, пожалуй, одним лишь эльфам. Редким людям и нелюдям доступно испытать подобное блаженство хоть раз в жизни…

Все здесь напоминало ему о далеком родном доме — и мягкая, как сехальский шелк, трава, и зеленые островки нежнейшего мха, и мощные, в несколько обхватов, янтарно-теплые стволы могучих дерев. Звенели птичьи голоса, воздух был наполнен густыми запахами молодой хвои и свежей смолы. Грибы, на радость Ильзе, высовывали из мхов свои блестящие шляпки, ягоды светились на невысоких кустах синими и красными фонариками, папоротники подрагивали своими зелеными перышками. Ветра не было совершенно — ни малейшее его дуновение не проникало под зеленые своды. И солнце пробивалось сквозь высокие кроны косыми лучами, наполняя пространство особым, торжественным светом, будто в храме лесного божества…

А через полчаса пути им открылась поляна, прекрасная, как в сказке. Обрамляли ее кусты с белыми цветами, пахнущими столь чарующе, что можно было позабыть все на свете, да так и остаться тут навеки, вдыхать их сладостный аромат до конца дней. Посередине лежали два круглых озера: темное, словно окно в иной мир, и светлое, искрящееся подобно опалу. В темном не водилось ничего живого, зато на поверхности светлого плавали дивной красоты цветы, похожие на речные лилии, но в несколько раз крупнее, с сочными зелеными листьями размером с хорошее блюдо. Между озерами стоял шатер, жемчужно-серый, расшитый золотой нитью, он поражал своим великолепием…

Кое-кто их присутствующих однажды уже видел нечто подобное.

— Боги Великие! — всплеснул руками Аолен. — Это же Сердце Общего Дома клана! Да как же нас допустили сюда?! Почему не остановила стража?! Неужели жизнь на этом острове такая мирная и благодатная, что не приходится опасаться врагов?

Ответ пришел почти сразу, но был он вовсе не таким радужным, как представлялось эльфу. Ильза из любопытства подошла к шатру и потрогала шелк, потерла между пальцев, как это обычно делают дамы при покупке ткани. И вдруг все сооружение с тихим шелестом осело, опало, рассыпалось, взметнув в воздух облако серебристой пыли. Спустя мгновение у ног насмерть перепуганной и отчаянно чихающей девушки лежала лишь кучка праха. Даже остова не осталось.

— Теперь понятно! — озвучил очевидное Эдуард. — Этот поселок заброшен давным-давно. Тут все истлело.

— Странно! — удивился Аолен. — Очень нетипично! Как правило, если клан переселяется на другое место, из Сердца Общего Дома стараются забрать все что можно. Озера, понятно, с собой не унесешь, но я никогда не слышал, чтобы бросали шатер оэннон! В моем клане подобное сочли бы святотатством!

— Тэмпора мутантур! — важно сказал Хельги на красивом мертвом языке латен. — Времена меняются. Пятьсот лет назад все могло быть иначе.

Аолен хотел возразить, что для эльфов пятьсот лет не срок, но не стал — какой смысл спорить?

— А может, они и не ушли, просто здесь случился мор? — высказала свое предположение сильфида.

Аолен хотел возразить, что эльфы не подвержены моровым поветриям, но снова промолчал. И они пошли дальше.

Но и дальше было не лучше. До заката разведчики нашли еще семь или восемь Общих Домов. Но все они были так же пусты. В одних не сохранилось ничего, кроме озер, в других были видны даже останки жилых галерей — но все рассыпалось, исчезало при малейшем прикосновении, уходило в небытие. Как выстояла эта хрупкая красота столько лет, почему не разрушилась прежде, под ударами океанских ветров, — это можно было объяснить только магией. Здесь все было прах и тлен. Но никто, нигде и никогда прежде не встречал столь прекрасного праха и тлена…

— Думаю, дальнейшие поиски бессмысленны, — грустно и устало сказал Аолен, опускаясь на мягкий мох неподалеку от светлого озера. — Этот остров покинут. Надо переночевать и возвращаться на драккар. На обратном пути соберем грибов и ягод.

— А на берегу наловим рыбы! — подхватил Эдуард, он не видел повода для печали. Мало ли на свете заброшенных сел? — Я еще там, на скале, устриц видел! Эх, давно я устриц не едал!

Настал ночь, такая теплая и звездная, что не было нужды разводить огонь. Уставшие за день тела утопали в мягких мхах, будто в перине, ночные птицы насвистывали колыбельную, где-то очень высоко в колючих кронах умиротворяюще перешептывались легкие ветерки… Очень скоро путники погрузились в сон, едва не ставший последним. Потому что Ильза — ей выпало дежурить первой — тоже заснула, убаюканная дурманящими ароматами…

Хельги проснулся среди ночи в панике, вскочил. Его трясло как в лихорадке, сердце колотилось, будто после долгих часов бега, кровь стучала в висках, лоб был холодным и мокрым, а ноги казались ватными… Еще никогда ему не снился кошмар столь ярко, столь убийственно-реально, буквально осязаемо.

Это были деревья. Нет, они не превращались в ночных раскоряченных чудовищ, как в Волшебной стране. Они не покидали своих мест и не пускались вдогонку за жертвой, как в легенде о Яне-лесорубе. Не хватали ветвями и сучьями, не обвивали корнями-змеями, как в Чернолесье. Они просто убивали. Оставаясь при этом величественными и прекрасными.

Деревья не желали видеть под своей сенью чужаков. Каждая ветка, иголка, даже капелька смолы была пропитана жгучей и страшной НЕНАВИСТЬЮ. У них был разум, у них были мысли — они острым штопором ввинчивались в чужое сознание. «Уходи. Тебе здесь не место. Тебя здесь не ждали. Ты — чужой! Ты — грязная тварь из грязного мира. Тебя не должно быть! Умри! Умри! УМРИ!!!» Их злые голоса сливались в беззвучном, но нестерпимо громком хоре, от этого рева нельзя было спастись, даже лишившись слуха, потому что звучал он прямо в мозгу. Тысячи и тысячи голосов приказывали: «Прочь! Прочь! Умри!» И это была не пустая угроза. Обезумевшие от ярости деревья пили Силу, высасывали ее, будто голодный упырь. Они и к самой сущности умели подобраться!