Евгений Щепетнов - Военачальник

Влад потихоньку вытянул из захвата музыканта его инструмент, вынул из кожаного чехла и положил себе на колени. Теперь этот инструмент не был ему чужим, и Влад, слегка пройдясь по струнам пальцами, прислушался - да, инструмент был настроен великолепно, а звучал ещё лучше - его точно делал какой-то очень, очень хороший мастер! Как там назвала Арина этого мастера? Изнамур? Видимо, это был Амати, или Страдивари этого мира.

Влад прошёлся пальцами по грифу, взял аккорды и тихо запел

Люди идут по свету...

Им вроде немного надо -

Была бы прочна палатка,

Да был бы не скучен путь!

Но с дымом сливается песня,

Ребята отводят взгляды,

И шепчет во сне бродяга

Кому-то: 'Не позабудь!'

Когда он дошёл до места:

Счастлив, кому знакомо

Щемящее чувство дороги.

Ветер рвет горизонты

И раздувает рассвет.

с соседней кровати послышался голос:

- Как ты сумел? Почему ты не сказал, что ТАК умеешь играть? Что ты ТАК поёшь? А что ты сейчас пел? Это ты сочинил? Это же песня про нас, про артистов! Это мы идём по свету - всю жизнь, пока не умираем где-нибудь в кварталах нищих бродяг...

- Что, все уж так и умираете нищими? Неужели нет исключений?

- Бывают - грустно согласился парень - но редко. Если кто-то сумел понравится богатым господам, и те взяли их в число своих музыкантов, и они сумели скопить сумму, достаточную, чтобы прожить до конца жизни безбедно - то да. Есть и ещё путь - заиметь богатого любовника, или любовницу и выкачивать из них деньги, пока есть красота и молодость. Так бывает частенько - пока артист не надоест и его не выгонят на улицу, и тогда он снова идёт по свету. А где ты научился так играть на тратине? У тебя стиль исполнения такой же, как и у меня. Мне кажется, мы учились у одного и того же мастера.

- Меня учил один бродячий музыкант. А в детстве - не хочу называть его имя - он не велел этого делать - уклончиво ответил Влад.

- А ещё что-нибудь из своего можешь исполнить? - жадно попросил музыкант - чего-нибудь весёлого, чтобы вызывало смех?

Влад подумал, и начал:

Если у вас нету дома, пожары ему не страшны

И жена не уйдёт к другому

Если у вас, если у вас

Если у вас нет жены

Нету жены...

После этой песни Влада перепел ещё с десяток других, весёлых и грустных, спокойных и плясовых, любовных и трагических - самое сложное было выбрать такую песню, которая не указала бы на его иномирное происхождение, но при этом затрагивала души людей этого мира. Но разве это была задача - при абсолютной памяти Влада? Ведь он мог вспомнить любую песню, слышанную им когда либо - во всех вариантах и со всеми тонкостями.

Борин хлопал в ладоши, радостно смеялся и плакал, жалея умирающего в степи Ямщика - вероятно он решил, что это имя такое - Ямщик, и плакал о его страшной судьбе - замёрзнуть в степи, разве это не страшно? А на слова:

'А для звезды, что сорвалась и падает,

Есть только миг, ослепительный миг.

А для звезды, что сорвалась и падает,

Есть только миг, ослепительный миг -

заплакал и сказал:

- Это про меня. Я эта звезда. Пройдёт лет десять - и я упаду где-нибудь и замёрзну, как Ямщик...и никто не вспомнит обо мне. Ты позволишь мне иногда исполнять твои песни? - Борин с надеждой поднял голову и посмотрел на Влада.

- А разве ты их запомнил? - с удивлением спросил Влад.

- Дай тратину - усмехнулся Борин, и запел приятным, чистым голосом о судьбе Ямщика. В его исполнении песня звучала не менее душещипательно, чем в исполнении Влада.

Допев, музыкант остановился и подмигнув Владу, сказал:

- Я никогда не забываю музыку, которую слышал хоть когда-нибудь, и сразу запоминаю слова. Ну дар такой у меня, что поделаешь! Бродячий музыкант, который хочет зарабатывать своим ремеслом, должен уметь слёту запоминать слова песен, стихи - это его хлеб, и если он хочет иметь его каждый день - ему ничего не остаётся, как запоминать. Музыканты, которые не умели этого делать, вымерли с голоду, остались только те, что могут. Вот так вот...

- А что, записать нельзя? - опять удивился Влад - взял пергамент, записал слова и музыку, и пой себе на здоровье, не напрягай свою голову!

- Как это - записать музыку? - удивился Борин - слова-то понятно, но музыку как записать на листке? Она звучит в воздухе, её нельзя записать!

Влад хотел что-то сказать. И осёкся - без того, чтобы раскрыть себя хотя бы частично, он не мог рассказать музыканту о нотах, о записи музыки на листе бумаги...когда-нибудь, может быть.

От неприятных объяснений его уберёг стук в дверь:

- Эй, мальчики - на выход! Там народу много собралось, требуют зрелищ - нельзя упускать такую возможность, потом отдохнём как следует. Давайте, подымайтесь...вернее спускайтесь - мы ждём вас в зале - послышались шаги Арины и в коридоре снова стало тихо.

- Пошли! - заторопился Борин - сейчас я переоденусь в рабочую одежду и приду. Можешь идти, я закрою номер. Ты в этом будешь выступать? Впрочем - о чём я - метать ножи можно и в такой одежде - а я должен выглядеть настоящим музыкантом, иначе никто и не воспримет, как музыканта, скажут - бродяга какой-то! Хотя...а кто мы? Мы бродяги и есть! - Борин засмеялся и стал торопливо стаскивать с себя повседневную, простую и порядком потёртую одежду.

Влад не стал дожидаться когда тот закончит своё преображение в гламурного барда и выйдя в коридор, зашагал к лестнице, ведущей вниз. Отсюда было слышно, как шумит народ, набившийся в трактир, вмещающий не менее сотни клиентов - похоже это был самый крупный трактир в городе.

Сойдя вниз, Влад увидел, что зрителей было не менее ста пятидесяти человек - они сидели и стояли, и чтобы всем хватило места, трактирщик откуда-то приволок длинные скамьи, размещающиеся между столами. Эти самые столы были заставлены кружками с пивом, копчёными рыбками, напоминающими мойву или кильку, кое-где стояли большие глиняные кувшины - видимо с вином.

'Народ запасся местным попкорном и готов к просмотру!' - усмехнулся Влад.

Глаза его слегка расширились, когда он увидел девушек, готовящихся к представлению в дальнем конце зала - Арина и Марка нарядились во что-то воздушное и настолько прозрачное, что от глаза не укрывались почти никакие особенности их анатомии. Влад даже удивился - нравы севера были не настолько свободными, как в Викантии, и даже на юге Истрии, и появляться в таких нарядах на публике, по его мнению, было не совсем в стиле местных нравов. Однако, посмотрев вокруг, он не увидел негативной реакции и понял, что для циркачей это в порядке вещей - люди воспринимали наготу артистов так, как воспринимают в его мире выступления группы фигурного плавания - ну да, ноги, ну да - грудь, да, я хотел бы их поиметь - ну так что теперь поделать - не мои... Никто не кричал - 'Бесстыдницы! Прикройте задницу! Полное падение нравов!'