В. Бирюк - Вляп

-- Неук?

-- Так чистенький, свеженький, нетронутый, неиспорченный, как захотите выучите, прежнее ломать-выбивать не надобно...

-- Сколько?

-- Дак, государыня-кормилица...

-- Ну!

-- 10

-- Сдурела? Две.

-- Дак как же можно, я ночей не спала, крошки хлеба не доедала, все ему золотому-серебряному...

-- Цыц. Лады. Но... если в животе буде. К Саввушке. Чтоб шёлковый. Выучить. Гривну с метой. Тавро не надо. Главу - платом. Идите.

И мне: "Одягайся". Снизошла, заметила. Как "кобру" показал...

Штаны подтянул, Юлька шубейку мне на голые плечи набросила, одним движением голову платком вместе с лицом замотала. Шмотки подхватила и задом, благодаря и кланяясь непрерывно... Ещё и в закрывшуюся дверь пару поклонов выдала. С нами еще один мужчина вышел. Благообразный, сухощавый, из местных. Дорогу показывает. А я понять не могу: откуда у средневековой киевской аристократии "г" как у проститутки с "Харькива"? И почему: "если в животе будет"? Мне что - ей еще и ребёночка сделать? А как у вас, монумент ходячий, с климаксом? Или для предков это такие мелочи... Как у эскимосок - надо грудное молоко, сейчас у бабушки появится и сцедим. И вообще: а что это было? И куда мы теперь? А "шёлковый" это халат или кафтан? А учить чему будут и как? А Саввушка - директор здешний школы? Программа-то есть? А гривна - золотая или серебряная? Или бумажная украинская? Её же на шее носить надо?

Ответы последовали почти с такой же скоростью, что и вопросы.

Для начала мы пробежали через двор, куда-то завернули и попали в кузню. Прокопий - провожатый наш - что-то сказал кузнецу. Тот ко мне подошёл, чего-то шею осмотрел и ушёл вглубь. Вернулся с какой-то чёрной железякой типа маленького обруча. Показал, что надо встать на колени возле колоды. Потом зашёл сзади, накинул мне эту хрень на шею, концы сжал, прижал щекой к боку колоды и каким-то молотком по ней стукнул.

-- Все. Здрав будь хлоп коротецкий. С гривной тя.

Кто такой хлоп? Почему коротецкий? Это - гривна у меня на шее? Почему чёрная? Только Юлька меня уже под руку хвать и тянет, Прокопий впереди тоже чуть не бегом. В сторону терема косится. Снова изба какая-то, мужики сидят чего-то делают. Прокопий к одному: "Саввушка, боярыня велела...". Тут я отдышался, Юльку стряхнул - да сколько можно меня как шавку таскать? Из-за платка - не видно, из-за Юльки - неслышно. И вообще - непонятно. А я непоняток не люблю. Чувствую - дурят меня местные, надо показать, что лох - это не здесь.

Саввушка этот одному здоровому из местных кивнул. Тот меня за шиворот - и у меня платок совсем на глаза съехал - ничего не видать. А он меня тащит почти на весу. Чувствую: одна дверь, лестница вниз, другую дверь нараспашку мной вышибли, снова лестница. Тут меня из шубейки вытряхнули, платок с головы через лицо содрали. И пинком - вперёд, лбом в стену, в бревна.

Сзади дверь - стук, засов - грюк. Приехали.

Больно. Шишка будет. Темно. Ну совсем. "Хоть глаз выколи" - это когда вот так. Тихо. Абсолютно. В темноте... ну чего врать - страшно. Но страшнее всего от непонятности. Почему? Где я? Какое-то подземелье. Зиндан? Земляная тюрьма? Стенка бревенчатая. Русский аналог - поруб? Камера? Темница? "Сижу за решёткой в темнице сырой"... Тогда почему сухо? И решётки нет. Или какой-то склеп, могильное подземелье? В жертву душам предков... Заживо.... Затрясло... Мы, конечно, во всю эту хренотень и тёмные предрассудки... Но им-то на наше "верю-не верю" глубоко плевать. Спешно вспомнить пытаюсь что знаю по теме. Древние славяне родителей своих под порогом закапывали. Не то. Что жён и любовниц - на погребальный костёр живых, пьяных, хором огуленных... - это наше. Исконное. Только я не жена, не рабыня... Опаньки! А что мне там кузнец сказал? "Хлоп". Холоп по-русски. Раб! Так эта сучка... Юлька... меня в рабство продала! Меня! Уелбантурила! Как овцу... То-то они с боярыней числительными перебрасывались. Одна - десять. Другая - две. Торг вели. С-с-сволочи. А гривной они ошейник называют. Рабский ошейник. Я за него ухватился, дёргать начал. Ну, ясно - не дураки. Снаружи кожа, чтоб шею не сильно стёр, а внутри прощупывается цепочка. Железная, что-ли. Кузнец последнее звено соединил и концы забил. Простенько, но без инструмента снять - однозначно... фиг. Да и с инструментом... шея, не видно, ошибёшься - в горле дырка. Напарник нужен. Ну, Юлька, ну гадина...

И что теперь делать? А ничего. Поскольку - раб. Как хозяин скажет, так и будет. А не угодишь, Ванечка, будет тебе плёточка. Как там в "Чайке": "я - вещь, я - вещь" - и прыг в Волгу. "Орудия бывают молчащие, мычащие и говорящие" - это из древнеримского учебника по сельскому хозяйству. Типа "Как нам обустроить классическую римскую виллу". На "говорящие" я не тяну, поскольку помалкиваю. А на "мычащие" - так доить меня вряд ли получится. И чего делать? Ждём победы Спартака? Киевского? А до общечеловеческих ценностей... Типа "свобода, равенство, братство" пара тысяч километров и шесть веков. До первого разговора в таком ключе. А шесть сотен лет я здесь не высижу.

Трясти не перестало, но уже не от страха и неожиданности. Просто от того, что нежарко здесь. А на мне только штаны и обувка "прощай молодость". Но паника схлынула и молотилка со свалкой заработали. Раз меня этот "монумент" купил... А кстати, за сколько? "Десять" это в пять раз больше чем "две". Но чего "две"? Не хочется как-то по дешёвке пойти. Факеншит! Чехов из себя раба по капле выдавливал, а ты, Ванька, этот свой прыщ явно еще и не ковырял, не то что давил. Сходу первый вопрос: а почему меня - и так дёшево? Хочу чтоб меня продали как эксклюзив ручной работы. Моя цена выше... Остынь, Ванька, это же не рынок труда, это же рынок людей! Или рабы - не люди? "Орудия говорящие", двуногая скотинка. Или, все-таки, это те, кто торгует людьми - не-люди? То есть Юлька моя, эта Степанида... остальные, кто в этом бизнесе : Прокопий, Саввушка, кузнец... А те, кого продают и им нормально? Так что, я один человек на весь этот мир? Что один - точно. Другого такого здесь нет. Факт. Но если меня от такой "людcкости" или там такой "человечности" просто трясёт и выворачивает - я кто? Нелюдь?

Снова нахлынула тоска одиночества. Уже не от потери своего мира. Родного, любимого, знакомого... Потери уже и этого нового, обретаемого мира.

Это не мой мир. Предки - да. Всякие достопримечательности - да. Этнография с парфюмерией - можно перетерпеть, но то что эти люди делают... Нет, я все-таки в этом мире - не-людь. Я так не могу, не хочу и не буду. Это все дикость и пакость. А предки - скоты. И ведут себя по скотски. При всем моем уважении и толерантности.

Трясло уже по-настоящему. Озноб переходил в судороги. Зубы стучат. Чтобы расслабиться и согреться пошёл искать парашу. Пополз - темно. Раз камера - должна быть параша. "И место твоё -- у параши". Нашёл - колода вкопанная в землю. В середине дырка - голову не просунешь. Верх гладкий, отполированный. Множеством задниц... И чистенько. Воспользовался местными удобствами. Правда взамен туалетной бумаги пришлось одну портянку на куски порвать. И ничего больше в подземелье нет. Бревенчатые стены, пол земляной чисто выметенный. В одной стене - дверь деревянная запертая. Значит - не поруб. В порубе вход на потолке. Темница... Полная темнота. И тишина. Ни животных, ни насекомых. Космос. Хочется есть и пить. Ну, голод - ладно. На третий день пройдёт, а вот вода... Сухо. Нетипично. По жанру должно быть сыро и капать. Пробовал улечься на голой земле... Опять не по правилам: должна быть охапка старой прелой сырой соломы. Пристроился к стенке и задремал. Не надолго. Проснулся свернувшимся калачиком на земле. От боли во всех мышцах - судорогой сводит. Покряхтел, развернулся, размял тело, даже попрыгал в темноте. Уселся и снова цикл: дремота, сон, боль... Пытка... темнотой, тишиной, жаждой, голодом, недостатком тепла, лишением сна, болью во всех частях тела... Пытка самим собой. Оставь человека одного - и он сам по себе сдохнет. Мучительно. Так и я - не хочу принять этот мир, воротит быть "холопом верным" - сдохни. Сам - от себя.