В. Бирюк - Пейзанизм

Только часа через два, когда взошло солнце, я немного согрелся, остановил наш караван и изложил своей дружине собственное видение произошедшего. Меня дважды поправили: следы засады "пауков" на тропе и наши в березняке - видны и неустранимы. Снова прошлись по цепочке наших действий. Очень старался давать информацию дозировано. Парни явно поняли, что я не все им рассказываю. Когда это дошло до Ивашки, он наезжать начал:

-- Господине! Ты что, ты мне не веришь? Да я..., княже...

Вот после "княже" пришлось его останавливать уже дрючком. Чарджи переглянулся с Ноготком, сделал стойку как охотничья собака. Но рот ему открыть я не дал, погнал телегу дальше.

А мух сколько налетело... Вроде бы лес... А вот же - всякая жужжащая мерзость слетается на запах крови прямо облаком. И нет чтобы уже готовую с одежды слизнуть, а все норовит и под кожу забраться, да прямо из живого испить.

На лужок перед Рябиновкой выкатились еще часа через два. Солнце уже высоко, греет по-настоящему. В канаве напоследок помылись, себя и мертвецов осмотрели, Чарджи оружие своё проверил. Вроде все хорошо, но какое-то...

Понял я только когда к воротам по косогору подъезжали - нет следов от стада. То есть - следы есть, но свежего дерьма нет. Стало быть, стадо сегодня не выгоняли. И ворота прикрыты. Подъехали к воротам, стали открывать. А там...

А там полный двор мужиков. "Пауки" толпой и незнакомые оружные дядьки.

-- Вот они! Душегубы!

"Пауки" кинулись, было, к нам, но откуда-то со стороны поварни донёсся мощный рык:

-- Стоять! Назад! Посеку всех!

Оружные дядьки дружно вытащили свои железяки типа "меч русский форменный" и шагнули навстречу "паукам". Те остановились и нехотя стали опускать своё дубье. От поварни подошёл издаватель рыка. "Муж ярый" - написано прямо... везде. И на красном уже с утра лице. "Уже" - потому что Домнину бражку я чую метров с пяти. И по красному кафтану. Потёртому во многих местах, но за отворотами... пока не видно, но я чувствую - должен быть малиновый цвет. Пояс блестит, цепь на груди блестит, перстень на руке блестит. Морда тоже блестит. И лосниться.

-- Это тут что?

Вопрошающий и сразу же указующий перст уставлен в сторону телеги.

-- Пауки битые.

-- Как это?

-- Да как видишь - возом.

Кивок головой своим, у моих тут же отобрали пояса и стали осматривать оружие, потом погнали в сторону погреба. Как бы не начали колоть на раздельном допросе. А то мои ребятки могут и напутать.

-- А ты, добрый человек, кто?

-- Я-то? Я вирник Елненской волости Степан Макуха. А ты ублюдок Акимовский? Так?

-- Я - Иван, Акиму Яновичу - сын. Что-то быстро вы тут оказались. "Пауки" битые - свежие, только с ночи, а вы тут аж с Елно поспели. С чего бы это?

-- Не твоего ума дело. Молод ты еще, отроче. Ты вот лучше скажи как дело было. Да не ври, а то у меня тут мастера есть, так спросят - неделю сидеть не сможешь.

-- Ну, если молод, то и спросу с меня нет. А хочешь послушать - пойдём к Акиму Яновичу. Без отца говорить не буду.

-- Ты мне еще указывать будешь? Княжьему вирнику?

-- "Отрок" значит "от - рек". То есть - сам говорить права не имею, не могу. По "Правде". Или княжьему вирнику "Русская Правда" не указ?

Мужик крутанул головой, будто ворот стал тесным. Потом мотнул в сторону поварни. Я туда и потопал. Догнал моих, конвоируемых к погребу, и завернул их тоже на поварню, отправив конвойных в помощь, якобы нужную, у телеги.

Общий зал поварни. Едальня, жральня, объедаловка, тошниловка... Трапезная людская. Ох и достопамятное это для меня место. До сих пор вздрагиваю как вспомню. Домна быстренько организовала нам перекусить. Надзирателей возле нас не было - оружие-то ребята сдали, чего смотреть. Чуть позже прибежал Николай, и в своём обычном стиле с жалобами на ужасы и притеснения, доставшиеся ему бедному, многострадальному - вкратце обрисовал ситуацию.

Ну кто это придумал, что жизнь в средневековье была тихая, мирная, медленная? Она ж тут бьёт ключом с утра до вечера. И все - по голове.

Вчера вечером в Рябиновку заявился Степан Макуха с десятком своих стражников.

Тут это вообще норма: если пир - то с утра. Освещения-то нет. Так что вся гулянка идет при солнечном свете. Ну или хотя бы - начинается.

А вот гости - к ночи. Светлое время они идут, плывут, едут, бегают. А к ночи норовят куда-то под крышу. Вот и Макуха так - заявился уже в сумерках. Но не на постой, а на розыск. Кто-то, кто именно Николаю неизвестно, толкнул в Елно донос об убиении княжьего мужа Храбрита Смушковича, а равно его слуги, вольного человека - Корьки. Дело тянуло на 120 гривен виры, вот вирник сам и поехал. Вчера его люди упорно пытались напоить Акима и его людей и вызнать истинную картину. Аким изложил нашу "официальную" версию, Яков... в очередной раз доказал свою приверженность стилю Древней Спарты. А с остальными тоже не очень, поскольку за последние дни все запасы хмельного сильно подчистили. Служивым по кружечке еще поднесли, а вот так, чтобы все местные в лёжку и до бесконтрольной пьяной болтовни... - не получилось.

Макухе осталось только дождаться бывших слуг Храбрита и допросить их для очистки совести. И тут такой подарок - полная телега трупиков. Это уже тянет на 160 гривен. И постой можно растянуть. А за постой платит община.

Народ постепенно подтягивался, появились люди вирника, глянули как мы гречневую кашу с жареными карасиками наворачиваем. Я Домне махнул - она еще принесла, присоединились. Как-то за одним столом сидючи можно и по-человечески... хотя вру - волки, волчары. Из одного котла едим - а они уже удочки закидывают, вопросики всякие задают. Ивашко начал, было, хвастать, что он своей гурдой может "от плеча до седла". Пришлось слуге верному на ногу наступить, а сотрапезникам указать, что "гурда" чистая. Сходили-проверили. Долго языками цокали, саблю хвалили. Но вот Ивашке отдать...

Я уж, было, подумал - купить хотят. Или на подарок напрашиваются. Хорошо знакомая моим современникам-россиянам форма: "вымогательство благодарности". В особо крупных размерах. Потом вспомнил. Все средневековье, а Русь - особенно, держится на подарках. Зарплаты тут не платят - князь одаривает. Вся дружина живёт господскими пирами да дарами. Так сказать - гособеспечение. Российский императорский клерк даже в двадцатом веке перед революцией получал не "заработанное", а "жалованное". Так и назвалось - жалование. "Государь сжалился и даровал".

Тут, в Святой Руси, хоть подарок, хоть обмен - собственно экономического смысла не имеют. Мышление средневекового человека вообще "аэкономично". Поэтому обмен сплошь нерациональный с точки зрения стоимости обмениваемых предметов. Для человека ценность имеет не сама вещь, а тот человек, который ею владел. Вместе с даримой вещью переходит часть удачи, богатства дарителя. Одновременно устанавливались отношения личной зависимости того, кто получал подарок, от того, кто его сделал. Поэтому подарки, если человек не желает попадать в подобную зависимость, требовалось компенсировать соответствующими подношениями. Дар, не возмещённый "равноценным" даром, ставил получившего его в унизительную и опасную для его чести, свободы, а иногда и жизни зависимость от дарителя. В результате между дарителем и одариваемым устанавливалась тесная связь: на последнего возлагались личные обязательства по отношению к первому.