Ольга Голотвина - Хранитель

Очень, очень недооценил солдат невзрачного человечка! Точно так же ошибся он и в оценке пояска из конского волоса. Наемник и предположить не мог, что неказистая опоясочка стоила его полугодового жалованья.

Шайса был в своем ремесле мастером на все руки, при случае мог орудовать боевым топором так же мощно и грозно, как и Харнат. Но Шайса не уважал тяжелое жесткое оружие. Его темное сердце было отдано всему, что со свистом вьется в воздухе, что гибко обходит даже щит, что может захлестнуть, опутать, связать, задушить. Убийца предпочитал тонкие цепи, плети, хлысты, бичи… или такие веревочки, как та, что смирно притихла на его бедрах, завязанная хитрым узелком: только тронь - и развяжется…

Любимица, талисман, верная боевая подруга, сделанная на заказ, по руке. В конский волос искусно вплетены тонкие и очень прочные стальные проволочки. Концы утяжелены небольшими, но увесистыми свинцовыми шариками.

Безобидная опоясочка? Да она отправила в Бездну больше жизней, чем меч матерого вояки-наемника!

Но истинная ее ценность постигалась тогда, когда Шайса снимал со шнурка на шее кожаный мешочек и высыпал на ладонь металлические штучки, похожие на детские игрушки. Вот где кузнецы поколдовали не хуже ювелиров! Хитроумные приспособления позволяли быстро снять с концов веревки шарики и прикрепить на их место что-нибудь другое. Скажем, прочный трехлопастный крючок, превращающий веревку в «кошку». Или узкое лезвие. Или шип с бороздками для яда. Или звездочку с остро заточенными лучами…

Шайса дорожил хищной опоясочкой. И как опытные воины дают мечам имена, так убийца в гордыне своей дал имя любимому орудию.

Имя это было - Гадюка…

Еще несколько шагов - и колебание Шайсы окончилось.

Что-то звякнуло по камням.

- Это еще что? - хмыкнул солдат. - Уж не монету ли ты обронил, труха ты мякинная?

Наемник повел факелом. На булыжнике каплей огня сверкнуло золото.

- Ишь ты! - изумился солдат, переложил факел в левую руку и нагнулся. - И впрямь монета…

И с этими словами ушел в Бездну, потому что Гадюка ласкающе скользнула по его горлу, нежно обвила, стиснула…

Орешек не пошел в шаутей через главный вход, возле которого, как и в мирное время, несли караул двое часовых. Хранитель вовремя вспомнил, что трапезная отдана детям, а в такое позднее время малыши, конечно, спят. Поэтому он поднялся по черной лестнице и, никого не встретив, очутился в комнате, которую привык уже считать своей.

Огня зажигать не стал, чтобы сбросить плащ, вполне хватило лунного света (опять паршивки-рабыни забыли закрыть ставни!).

Сняв перевязь с Саймингой, Орешек бережно повесил ее на тот же крюк, на котором матово посверкивал серебряный пояс. Свою колдовскую находку Орешек перестал носить с первых дней осады, слишком выматывала постоянная тревога, ощущение грозящей со всех сторон беды. Поэтому он водрузил пояс на стену, вслух сказав ему: «Отдохни! Без тебя знаю, что силуранцы меня не любят… и с чего бы это?..»

Сейчас, вешая поверх пояса ножны с мечом, Орешек задержал руки на своих сокровищах. Странно… вдруг возникло ощущение, будто между его драгоценными приобретениями стоит… стена не стена, занавес не занавес… какая-то пелена глухой враждебности, отчужденности… как будто эти два предмета изначально, с самого появления из-под рук мастеров таили друг против друга молчаливую злобу…

Ну и бред! Вот же они, меч и пояс, висят рядышком на стене, такие смирные, безобидные…

Орешек сел на край кровати и, посмеиваясь, начал расстегивать пряжку подколенного ремня. Вражда между вещами, а?.. Он и впрямь крепко устал, всякая ерунда мерещится…

Вот… опять! На этот раз чудится, что снизу доносится музыка…

Да ничего ему не чудится! И в самом деле - музыка… И поет кто-то…

Хранитель вновь застегнул пряжку и вышел из комнаты.

В темноте винтовая лестница показалась длиннее, чем обычно, и привела она не в привычный зал для трапез, а в какой-то загадочный, теплый, волшебный мирок, освещенный двумя факелами. В уютном полумраке звучала негромкая музыка, мягкий мужской голос заканчивал балладу о том, как нашел себе невесту великий герой Оммукат Медное Копье.

На полу, на соломенных тюфяках, прижавшись друг к другу, лежали ребятишки. «Как раненые в Доме Исцеления», - кольнула мысль, но неприятное воспоминание растворилось в умиротворении и покое, что царили здесь.

Дети не спали. Приподнявшись на локтях, глядели они в дальний угол, где расположился певец. Орешек не мог разглядеть его с лестницы. Зато он хорошо видел перед погасшим очагом, на фоне багровых углей, три темных силуэта. Женщины неподвижно сидели на низких скамеечках и внимали музыке.

Смолкли последние аккорды. Повелительный голос Аунавы врезался в угасающие звуки струн:

- Ну все, все, хватит! До утра вам, сорванцам, песни слушать?..

Договорить ей не дали. По трапезной прокатился дружный стон - и тут же полумрак зазвенел молящими голосишками. Маленькие подлизы называли женщину светлой госпожой, милостивой Аунавой, самой доброй, самой щедрой, самой… самой… а три девчачьих голоска просто тянули на одной ноте. «Ма-амочка! Ну, ма-амочка!..»

За детей вступилась и Миланни:

- Ой, они же все равно не уснут! Вот начнется в темноте игра в лазутчиков и охранников… помнишь, что они вчера вытворяли?.. А так послушают да и задремлют, вон маленькие в углу уже посапывают…

Что-то просительно прошелестела Айлеста

- Ладно, - уступила Аунава, - балуйте этих поросят бессовестных, балуйте!

Но что-то в ее голосе подсказало Орешку, что ей и самой нравится сидеть в полутьме у очага и слушать протяжные старые баллады, забыв на время о беде, что залегла за стенами крепости.

Вновь запели струны, ребячьи взвизгивания и шепот стихли. И зазвучал печальный голос. На этот раз он не пел, а повествовал под музыку о падении Эстамира, Жемчужного Города.

По приказу Авибрана Светлой Секиры непокорный город был смешан с прахом земным, лег в руинах. До небес встали костры, на которых горели тела защитников Эстамира, и завидовали мертвым живые, которых в цепях тащили мимо этих костров. Ибо тех, кого пощадила смерть, не пощадил Авибран - повелел ввергнуть в рабство всех, от грудных детей до глубоких стариков. Таково было королевское наказание Жемчужному Городу за то, что во время штурма был ранен наследник престола, юный принц Бранлар.

А когда отхлынула армия, уводя пленников, из развалин выбралась одна-единственная девочка лет десяти, которую не заметили воины Великого Грайана, обшаривавшие руины в поисках добычи. Выбралась - и поняла, что осталась одна в бывшем городе, беспомощная, как младенец на груди погибшей матери. Только она - да стаи обезумевших псов, что рыскали средь разрушенных домов, слизывая кровь с камней…