Терри Брукс - Крюк

Большинство этих вещей принадлежало когда-то, конечно, Питеру, но когда он снова стал маленьким мальчиком, то не узнал их.

— Тинк? — повторил он, на этот раз более настойчиво. — Что случилось? Тебе больно?

Она перестала плакать.

— Нет. Просто волшебная пыль попала мне в глаз, вот и все.

— Давай я тебе помогу, — предложил он, вытаскивая свой кинжал.

Тинк, не поворачиваясь к нему, покачала головой.

— Тебе грустно, Тинк? — спросил он.

— Нет. Пожалуйста, уходи.

Питер вдруг оживился.

— Тебе нужен светлячок? Или мокрая паутинка? Я знаю: Ты больна! Тебе надо поставить градусник. Градусник тебе поможет.

— Нет, ничего подобного.

Питер не слушал.

— Так, между прочим, Нибс вылечил девочку Уэнди, когда Тутлс ранил ее. Никаких «спасибо». Нибс запихнул ей в рот градусник, и она выздоровела. Разве ты не помнишь?

Тинк перестала плакать и кивнула.

— Помню, как ты говорил голосом Хука и спас того огромного ужасного Тайгера Лили и заключил мир с индейцами.

— О, да, конечно, — сказал Питер, несколько заважничав. — Эй, вы, увальни! — сказал он, здорово имитируя голос Хука. — Освободите ее! Да перережьте веревки, и пусть она убирается! Быстро, вы слышите, или я проткну вас своим крюком! — Он весело засмеялся. — У нас были самые замечательные приключения, разве не так, Тинк?

Тинк подняла свою лохматую головку. Не оборачиваясь, она с некоторым сомнением голосе спросила:

— Питер, а ты помнишь свое последнее приключение? Когда... когда надо было спасти своих детей?

Питер заморгал, смутившись, а затем пробубнил:

— А что, у Питера Пэна есть дети?

Тинк подошла очень тихо...

— Ответь мне на один вопрос: что ты делаешь в Неверлэнде?

Он снова засмеялся.

— Это же очень просто. Чтобы быть Потерянным Мальчиком и никогда не вырасти. Драться с пиратами и задувать звездочки на небе. Спроси меня еще о чем-нибудь. Давай, мне нравится эта игра.

— Ох, Питер, — прошептала она.

Тинк поднялась и посмотрела ему в глаза.

Тогда ее огонек разгорелся и стал таким ярким, что Питер вынужден был отпрянуть от дверцы ее домика и сощурить глаза. В этот момент его тень неожиданно исчезла, испугавшись того, что увидела. Домик Тинк вдруг стал разваливаться на части. Питер ужаснулся и вытаращил глаза. Свет все разгорался, занимая все больше пространства — как будто с неба упал небольшой осколок солнца.

И сразу же Тинкербелл выросла до таких же размеров, что и Питер. Она больше не была крошечной букашкой, и остатки ее домика остались лежать на ее голове и плечах.

Ее улыбка была чудесной.

— Это было мое единственное желание, — сказала она.

Питер смотрел на нее. Она была такой... огромной. На ней было длинное кружевное платье с мягкими складками, которое развевалось на ночном ветерке. Ее глаза искрились, а волосы мерцали, как будто посыпанные мелкими звездочками.

Она не только просто стояла на месте, она что-то делала с Питером, только изнутри. Он не мог понять, что именно.

Он хотел сказать что-то, но она быстро поднесла палец к его губам, не дав заговорить.

Потом она шагнула к нему, обхватила его руками за талию и приблизила к нему свое лицо.

Питер, который теперь, как ни крути, был мальчиком, с удивлением посмотрел на нее.

— Что ты делаешь?

Тинк приставила свой нос к его.

— Я хочу поцеловать тебя.

Питер улыбнулся и протянул ей согнутую руку. Потому что, когда он был мальчишкой, наперстки и пуговицы всегда означали поцелуи. Именно что-то в этом роде он и ожидал получить теперь от Тинк.

Но Тинк положила ему в руку свою ладонь, прижалась к нему, потянулась губами к его губам и поцеловала его по-настоящему.

Потом она снова отшагнула от него.

— Ох, Питер. Я не могла бы чувствовать себя так, если бы ты не любил меня. Ты же любишь меня, не правда ли? Знаешь, это слишком большое чувство, чтобы переживать его в одиночку. И сегодня я в первый раз стала настолько большая, чтобы позволить ему вырваться наружу.

Она наклонилась и снова поцеловала его. Питер стоял, не двигаясь. Ему нравилось это чувство, которое появилось в нем после ее поцелуя. Хотя он не знал, почему. И он хотел разделить с ней это большое чувство, потому что ему показалось, что оно было его собственным. Но когда ее губы притронулись к нему, он заметил цветок в ее волосах.

Он напомнил ему о чем-то другом.

Он напомнил ему о...

— Мэгги, — прошептал он и отпрянул. — Джек, Мойра.

В его голове стали возникать картинки из разных времен, мест, какие-то воспоминания и мечты, мальчик и мужчина поменялись своими местами. Мальчик отдал обратно то, что когда-то взял. Мужчина принял то, что ему предложили, не чувствуя никакой необходимости требовать большего.

— Пожалуйста! — умоляла Тинк, стараясь снова приблизиться к нему. — Пожалуйста, Питер, — прошептала она. — Не ломай этого.

Но было слишком поздно. Чары были разрушены. Это чувствовалось по глазам Питера, по выражению его лица, по тем морщинкам, которые залегли около уголков его рта.

— Тинк, — прошептал он в ответ, сжимая ее руки в своих ладонях. — Ты... ты всегда была и теперь остаешься частью моей жизни. Это никогда не изменится. Но мои дети, Джек и Мэгги, — это часть МЕНЯ самого. Моя семья, Тинк. Я не могу забыть о них.

Он посмотрел сквозь ветви дерева на огни пиратского города и на «Веселый Роджер».

— Мои дети — на том корабле. Я должен их спасти.

Он повернулся к ней спиной. Теперь в ее глазах были на самом деле слезы, и никакие отговорки про волшебную пыль не могли скрыть их. Она медленно кивнула головой, и еще с минуту смотрела на него. Ни один из них не двинулся, словно они превратились в статуи. Нарушила молчание Тинк:

— Чего же ты смотришь? Иди и спасай их, Питер.

Питер хотел сказать что-то, но она в этот момент резко взмахнула рукой и осыпала его лицо волшебной пылью. Он чихнул и попятился назад.

— Давай! — закричала она. — Лети, Питер Пэн! Лети!

Он подобно птице спрыгнул навстречу занимавшемуся рассвету. Воспоминания о поцелуе Тинк уже стерлись в его памяти. Теперь все его мысли занимали только Джек и Мэгги. Три дня прошли. Хук, должно быть, уже ждал.

Питер не оборачивался. Если бы он оглянулся, то увидел бы, что Тинк, почти скрывшаяся в тени Дерева Никогда, снова стала маленькой.

Великолепный в своем капитанском камзоле, расшитом золотом, с отполированным до блеска когтем, сверкавшем в ярких лучах раннего солнца, Джеймс Хук стоял на корме «Веселого Роджера» и думал о том, какой же он все-таки счастливый человек.

Он смотрел на море пиратских голов, которые были благоговейно устремлены к нему, и худощавые черты его лица освещала улыбка. Преданные псы, и только! По одну сторону от него стоял Сми в очках и весь сиял. По другую был Джек, миниатюрная копия своего ментора, одетый совершенно так же, как Хук, начиная с треуголки и кончая сапогами. Шел третий день в ожидании появления Питера Пэна — нового, усовершенствованного варианта, как надеялся капитан. Хотя впрочем Пэн устраивал его теперь в любом обличье. Хук дружелюбно подвернул свои усы. Наступал последний день — день, когда наконец начнется его замечательная, чудесная война, когда Питер Пэн получит сполна все, что заслужил.