Стэн Николс - Воины Бури

Отсутствие ощущения времени рождало мысль, что времени не существует совсем. Его покинуло всякое представление о проходящих минутах и часах. Осталось лишь безграничное сейчас да вселенная, состоящая из бесконечного похода к свету, которого он, может статься, никогда не достигнет. Тело превратилось в шагающий механизм.

В некий неопределимый момент этого монотонного путешествия ему почудилось, что свет приблизился. Вскоре смотреть на него дольше нескольких секунд стало невозможно.

С каждым шагом чистый белый свет становился ярче и ярче, пока не озарил все – стены, пол, потолок. Он зажмурился, и все равно видел. Не прекращая движения, он закрыл глаза руками, но это ничего не изменило.

Теперь свет стал пульсировать в ритме, в котором билось его собственное сердце. Свет прорывался в самую основу его существа.

Свет стал болью.

Он хотел было повернуться и броситься бежать. И не смог. Теперь он уже не шел, теперь его засасывало в себя ослепляющее, жгуче-холодное, источающее муку сердце.

Он вскрикнул.

Свет угас.

Он медленно опустил руки и открыл глаза.

Перед ним расстилалась гигантская голая равнина. Не было ни деревьев, ни единого зеленого кустика, ничего, что он мог бы связать с каким-либо другим из виденных им до сих пор пейзажей. Равнина походила на пустыню, хотя песок был цвета олова и очень мелкий, похожий на вулканический пепел. Однообразие нарушали лишь многочисленные эбонитово-черные каменные осколки, большие и маленькие. Они валялись повсюду и были частично погребены под осадочными породами.

Атмосфера была тропической. На уровне лодыжек вяло колыхались клочья желтовато-зеленого тумана, пахло неприятно, гниющей рыбой и серой. Далеко впереди вырисовывались грозные черные горы невероятной высоты.

Но больше всего его поразило небо.

Оно было красным, как кровь, и без единого облачка. Звезд тоже не наблюдалось. Однако низко над горизонтом висела луна, такая огромная, что он видел на источающей свет поверхности каждую выщербинку, и такая близкая, что мелькнула невольная мысль: этот шар можно пронзить стрелой. Он задал себе вопрос, почему она не падает, чтобы погрести под собой эту забытую всеми землю…

Оторвавшись от созерцания луны, он оглянулся. Сзади все оказалось точь-в-точь так же, как и спереди. Серебристо-серый песок, острые, зазубренные камни, далекие горы, алое небо. Ничего даже отдаленно напоминающего устье туннеля.

Несмотря на влажность и тепло, по спине у него пробежал зловещий холодок. Может, он уже умер и попал в Ксентагию, оркский ад? Слишком уж это место похоже на вечное чистилище. Может, сейчас Лик, Зинот, Неафетар и Уистендел, святая Тетрада его народа, спустятся на огненных колесницах и приговорят его к вечному наказанию?

Потом ему пришло в голову, что если это Ксентагия, то слишком уж она малонаселенная. Или он единственный орк в истории, осужденный на пребывание здесь? Единственный, совершивший некое преступление против богов, преступление, о котором он сам не знает и которым заслужил себе вечное проклятие? И где же, в таком случае, демоны-мучители, слуфы?… Некоторые говорят, что они обитают здесь, а их единственное удовольствие заключается в том, чтобы мучить заблудшие души.

Что-то привлекло его внимание. На проклятой равнине зародилось какое-то движение. Он напряг зрение, чтобы разглядеть, что именно движется. Сначала не удалось. Потом он понял, что смотрит на облако желто-зеленого, закручивающегося спиралью тумана. Только этот туман был гуще обычного и двигался целенаправленно. К нему.

Неужели он прав? Неужели сейчас его будут судить? И боги его отвергнут? И его начнут подвергать страшным пыткам?

Инстинкт подсказывал: дерись! Однако при зрелом размышлении он решил этого не делать. Если за ним и в самом деле явились боги, то всякая попытка сопротивления будет тщетной. Идея бегства показалась просто глупостью. Он решил встретить опасность лицом к лицу, от чего бы она ни исходила. Окажись это божество или демон – он не пойдет против своего кредо, не совершит акт трусости.

Набычившись, он мысленно готовился к любому испытанию.

Ждать пришлось недолго. Облако, колышась, но при этом не растекаясь по сторонам, катилось прямо на него. Нет, облако не нес ветер. Для этого оно двигалось слишком точно и целеустремленно. Да и ветра, к тому же, не было.

Облако остановилось перед ним на расстоянии броска копья. Оно продолжало вращаться. Он ждал, что сейчас ощутит волну сгущенного воздуха, но не ощутил. Насколько он мог видеть, в крутящийся, вращающийся туман были вкраплены бесчисленные золотые булавочные головки. То, что находится внутри самого облака, различить было трудно. Однако какая-то фигура там вырисовывалась.

Почти сразу же скорость вращения облачной сферы замедлилась. Густой туман начал отслаиваться, слой за слоем, и таять в воздухе. Постепенно открывалась прежде закутанная в туман темная форма. Стало очевидно, что это фигура живой твари.

Он напрягся.

Последние лохмотья тумана рассеялись. Перед ним стояло существо.

Он многое мог себе представить, но только не это.

Существо было крепким и коренастым. У него была зеленоватая морщинистая кожа и большая круглая голова с торчащими острыми ушами. Слегка выступающие глаза имели черные радужки, белки с желтоватыми прожилками и опухшие веки. Ни на макушке, ни на лице волос не было, если не считать кустистых рыжеватых седеющих бакенбард. Носик у существа был маленький и вздернутый, рот напоминал полоску смолы. Одежда состояла из скромного плаща нейтрального цвета, подвязанного веревкой. Существо было очень старым.

– Моббс? – прошептал Страйк.

– Приветствую тебя, капитан орков, – отвечал гремлин. Он говорил тихо, а его лицо при этом озарилось легкой улыбкой.

В мозгу Страйка роились мириады вопросов. Он остановился на неожиданном:

– Что ты здесь делаешь?

– У меня нет выбора.

– А у меня есть? Где я, Моббс? Это преисподняя?

Гремлин покачал головой:

– Нет. По крайней мере не в том смысле, который ты в это слово вкладываешь.

– Тогда где?

– Это межмиръе: не твой мир и не мой.

– О чем ты? Разве мы оба – не марас-дантийцы?

– Все эти вопросы менее важны, чем то, что я имею тебе сказать. – Моббс рассеянно махнул рукой, указывая в целом на окружающее. – Прими это. Рассматривай это как особое место, где мы с тобой можем встречаться.

– Больше загадок, чем ответов. Ты везде остаешься ученым, Моббс.

– Я считал себя таковым. Но с тех пор, как я попал сюда, я стал понимать, что не знал ничего.