Кирилл Манаков - Вторжение

Глаз Элен замерли и остекленели, губы едва заметно шевелились, повторяя слова Учителя. Катерина со трахом смотрела на мать. А речь Учителя все замедлялась, и голос звучал ниже и задушевнее:

– ВОЛЯ СОЗДАТЕЛЯ… ИСПОЕНИЕ его – это наш долг. Не просто долг, а желание сердца, неземная сладость, томление души и призыв сердца. ИСПОЛНЕНИЕ ВОЛИ СОЗДАТЕЛЯ – это наша жизнь.

Элен была совершенно неподвижна. Учитель выпрямился, подошел к столу, налил в кубок вина, выудил из складок плаща еще один пузырек и влил в кубок несколко капель рубиновой жидкости. Затем вернулся к Элен.

– Пей!

Та послушно осушила кубок. Учитель широко улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.

– Вот и прекрасно. Итак, прекрасная Элен, готова ли ты исполнить волю Создателя?

– Да, Учитель.

Элен говорила ровно, спокойно и равнодушно.

– Вы отправитесь в поместье Магистра сегодня же.

Катерина быстро посмотрела на мать, перевела взгляд на Учителя и спросила:

– Но ведь мы не должны открывать свои лица перед мужчинами.

– Да, – кивнул Учитель, – хорошо, что ты помнишь об этом. Вы должны всячески избегать открывать свои лица. Но я говорил, что вам при этом не следует раскрывать ваше приверженность Свету Истины. Спаситель прощает вам это прегрешение.

Катерина закивала головой, а Элен восприняла его слова с полнейшим равнодушием.

– Ну, что же, дочери мои, я рад, что вы увидели свет и любовь Спасителя…

– Учитель, – вдруг тихо спросила Катерина, – что-нибудь известно об отце и брате?

Улыбка исчезла с лица Учителя, он недовольно нахмурился, и глаза стали жесткими и колючими.

– Дочь моя Катерина, – он говорил тихо, но с такой силой и напором, что Катерина вздрогнула, – я могу подумать, что ты неискренна в своих помыслах. Как ты можешь сейчас не то, что говорить, а даже вспоминать об этих людях?

Катерина покраснела

– Простите, Учитель… но вы сами говорили, что вам известна их судьба, и их жизнь зависит от нас. Мы с мамой делали все, чтобы помочь им, мы приняли свет истины, мы покорились воле Создателя и вашей воле, мы просто хотим, чтобы они были с нами… Я верю, что они тоже пойдут по пути света.

Учитель несколько секунд помолчал, обдумывая ее слова.

– Ты еще очень наивна, Катерина, и многого не понимаешь. Когда мы впервые встретились, ваши помыслы были полностью заняты судьбой ваших родственников. Я принес вам волю Создателя и дал вам прикоснуться к свету. Я говорил, что если вы будете верно и искренне служить Создателю, он будет милостивым к твоему отцу и брату. А сейчас я не слышу в твоих словах искренности. Ты, что думаешь, что Создатель как торговец будет одаривать тебя милостью в обмен на твою службу?

– Нет, Учитель, – Катерина опустила голову

Некоторое время он сверлил ее тяжелым взглядом, но затем, видя покорность, смягчился.

– Ты еще очень молода, девочка… ну, ничего, со временем ты все поймешь.

Учитель подошел к окну. Солнце уже осветило снежные вершины и скалистые пики восточных гор. Он с явным удовольствием полюбовался прекрасным, словно нарисованным помешанным на красоте живописцем, пейзажем, повернулся к женщинам, все еще стоящим на коленях и сказал.

– Сегодня день я проведу у вас. Кто из вас разделит со мной ложе?

Катерина посмотрела на мать, но та молчала, не выказывая никаких эмоций.

Учитель тихо рассмеялся.

– Сделаем так, вы обе будете на ложе со мной. Дети Создателя должны познать друг друга.

Он повернулся и уверено направился к высокой дубовой двери, ведущей в спальню, в ту самую, где некогда проводили ночи Великий Канцлер со своей прекрасной супругой. Женщины покорно последовали за ним. Учитель не удержался от улыбки. А ведь мать владеет искусством любви куда лучше дочери. Девчонка, правда, тоже горячая, с прекрасным телом, но опыт, и, главное, желание – все это приходит только со временем.

Дверь в спальню медленно закрылась. В бронзовых подсвечниках догорали остатки свечей. А солнце уже поднималось над горными вершинами, освещая лазоревое небо с легкими облаками.

Тихорецкий с трудом открыл глаза. Голова болела с такой силой, что временами перехватывало горло и становилось трудно дышать. Очень похоже на последствия воздействия Универсального Психокорректора типа УП-1М, он же "Упырь". Американцы называют свой аналог более наглядно – зомбиган. Препротивная штука надо сказать. Хорош, генерал, надо же было так прозевать. Коржавинские ребята молодцы, никто защитного шлема не снял, а ты-то, старый дурак, в кресло уселся, ножки вытянул… думал, если в бункере, так и не доберется никто? Как же, добрались и так шарахнули по мозгам…

– Здравствуйте, Александр Владимирович!

Тихоречкий зажмурился и потряс головой, пытаясь разогнать привести в минимальный порядок органы чувств. Сильно эти упражнения не помогли, зрение все равно осталось расфокусированным, но, по крайней мере, появилась возможность хоть как-то рассмотреть говорившего.

Ну, конечно. Кто бы сомневался. Заместитель Директора Главного Управления, генерал-лейтенант Семен Романович Воропаев, собственной персоной. Последний раз виделся с ним на совещании у Директора. Вопил, что Коржавин чуть ли не рукоприкладством угрожал, охрана еле оттащила. Пришлось объяснить, что если бы дело дошло до рукоприкладства, то никакая охрана ему бы не помогла. Раскатал бы полковник эту охрану как котят. Тихорецкий собрался с силами и прохрипел:

– Здорово, Сема. Все служишь?

Тот радостно закивал.

– Служу, Александр Владимирович, служу. Чего и другим желаю. А то вон как нехорошо получилось, – в его голосе зазвучало искреннее сочувствие.

Тихорецкий, приходя в себя, огляделся по сторонам. Перед глазами маячил какой-то туман, но зрение потихоньку восстанавливалось. И, кстати, стала понятен источник режущей боли в запястьях. Он сидел на жестком белом кресле, с руками, пристегнутыми к подлокотникам. А холодно – это потому, что с голым торсом, к груди прилеплены два электрода-передатчика, и, судя по ощущениям, такая же штука торчит прямо посередине лба.

Комната – небольшая, с прозрачными стенами, неплотно прикрытыми горизонтальными жалюзи. В посредине комнаты – зеленая медицинская кушетка, в углу – шкаф с медицинским оборудованием из стандартного комплекта полевого оперативного центра. Удобная, знаете, штука – и раненых на ноги поднимать, и допросы, если нужно проводить. Помимо Воропаева, в комнате еще пятеро: два тяжеловеса охранника, доктор и медсестра, и еще один человек, сидящий, заложив ногу на ногу, в кресле за спиной заместителя Директора. Впрочем, насчет доктора, это скорее одна видимость, какой это доктор, скорее представитель противоположной профессии. Тихорецкий посмотрел на свою грудь – судя по расположению электродов, с него пытались снять информацию. На жаргоне это называется "мозгодавилка". Не получилось, по-видимому.