Владимир Пекальчук - Скользящий сквозь ночь. Живые и мертвые

И в следующий момент впереди из тени навстречу плавно вышел эльф, тоже явно полный решимости выяснить, кто это топает, нимало не прячась, по тропинке.

Брови эльфа поползли вверх: уж орка встретить в своем лесу он точно не ожидал. А за ним уже виднеются выпученные глаза идущих за ним следом эльфов помоложе…

Определенно, стоило тогда сжать зубы и промолчать в ответ на роковой вопрос судьи… и сейчас всего этого не было бы. Ни мучительного, бесконечного пути в никуда, ни многократных нарушений незыблемого закона… Мертвым нет места среди живых… Мертвым не положено смотреть на живых… Все это уже нарушено. И сказать в свое оправдание на суде предков будет совершенно нечего, в конце концов, оправдание есть признание вины.

Он шагнул в сторону и так и остался стоять спиной к тропинке, лицом к густой чащобе, закрыв глаза. Просто представить себе, что его тут нет. Что эльфы не видят его, что вековечный закон не нарушен… А о том, что будет, если они сейчас заговорят с ним, лучше не думать.

Послышался короткий возглас, прервавшийся отрывистой, резкой командой идущего во главе воина. И тишина, только едва слышны мягкие шаги приближающихся эльфов… ближе… ближе… рядом…

Никто ничего не сказал. Эльфы гуськом шли мимо, не говоря ни слова ни ему, ни друг другу… Ну конечно же!! Старший сразу все понял, только завидев, как странный отощавший орк в грязной, изношенной, некогда праздничной одежде отворачивается от них и сходит с тропы. И запретил своим спутникам говорить с чужаком, а может быть, даже и смотреть на него.

Он испытал чувство глубокой признательности к длинноухим, особенно к их предводителю. Что и говорить, они его выручили, крепко выручили…

Изгой постоял так еще немного, затем, понимая, что совершает еще одно чудовищное преступление, скосил глаза вслед уходящим эльфам. Так и есть, идут, сосредоточенно глядя в затылок товарищу впереди.

Вот теперь стоит убраться, да побыстрее, пока еще на кого-то не наткнулся. Конечно, после этой встречи эльфы точно будут знать, что в их озерце искупался покойник. Проклятье, какое оскорбление и им, и предкам…

Чуть дальше над тропой нависает дерево — это его ветки шуршали, задевая одежду эльфов. Прочь отсюда, да побыстрее… Вот только куда дальше идти? Да и вообще, почему эльфы оказались в таком глухом месте, наверняка вдали от своих троп и поселений?! Эти-то вовсе не купаться шли.

На миг прикрыть глаза, вспоминая… Луки у двух или трех. Остальные с парой сабель каждый. Нет, это не патруль. Это боевой отряд, но навряд ли эльфы собираются напасть на людей — идут не в ту сторону, да и на войну с людьми берут луки. С кем могут воевать эльфы в своем же лесу?!

Он открыл глаза и на миг остолбенел: прямо перед ним — развилка, тропа разделяется. И прямо посередине сидит большой седой волк с зеленоватой шерстью. О, нет, снова… Отвернуться, как можно быстрее отвернуться!

Конечно, это никакой не волк. Старый шаман гро-Бакхг, из-за своей привычки натирать седую шевелюру листьями мяты, всегда казался зеленоватым. И даже когда он обращался в степного волка, этот волк тоже выглядел таким же, так что и в этом обличье старого шаманы легко узнавали все, в том числе бывший ученик. Вот только что делает почтенный гро-Бакхг здесь, в этом лесу, далеко от дома?!

И тут же в голове молнией мелькнула мысль: да ведь старый шаман умер уж лет тридцать как! Он повернулся к волку вновь и моргнул: да, вот он, седой степной волк, никакой не мираж и не обман зрения.

— Приветствую тебя, гро-Бакхг, — негромко сказал изгой и вздрогнул. За прошедшие дни он, оказывается, успел отвыкнуть от собственного голоса. Все-таки, как хорошо, что старый шаман вернулся из города предков: ведь он тоже мертв, с ним хотя бы можно поговорить.

Волк чуть наклонил голову набок, затем поднялся с земли и неспешно потрусил, прихрамывая, по левой тропе. Да, никаких сомнений, это шаман: даже хромает на ту же ногу, поврежденную когда-то очень-очень давно в схватке с неведомо как забредшим в степь троллем. Вот только зачем гро-Бакхг вернулся за ним? Кто знает, ведь он всегда был загадочным, всегда знал больше, чем говорил. И теперь, уж если шаман пришел из страны предков — то обязательно знает, для чего. И потому его любимому ученику знать незачем, достаточно просто идти следом. И когда придет время — все станет на свои места.

Он забросил топор на плечо и двинулся следом за седым волком: уж гро-Бакхг точно знает путь и наверняка уведет своего недостойного ученика от ненужных встреч.

Стоит на миг расслабиться — и перед глазами вновь стоящая на отшибе палатка старого шамана, покрытая витиеватыми узорами, несколько шестов с черепами степных львов, тролля, медведя и еще нескольких тварей поменьше, каждая из которых имела неосторожность сойтись в поединке с гро-Бакхгом, когда тот был молод или не очень. Сам шаман сидит у очага, помешивает что-то в маленьком котелке. Должно быть, лекарство… Помешивает и приговаривает слова заклинаний, чертит пальцем знаки на закопченном пузе котелка, рассказывает что-то в перерывах между заговорами. Детство, детство… Хорошее было время, полное мечтаний о сражениях, подвигах, славе… Тогда в мальчишечьей голове была даже не вера — а знание. Знание того, что все это непременно случится — и подвиги, и слава. И случилось. Слава, великие деяния — все это было. Один только бой с горным львом чего стоил. Дети Камня тогда долго пытались убить зверя, режущего их скот — да только никак не могли поймать. Уж больно хитрый был хищник. А он… он просто шел с войны, возвращался с телмарской границы в родные степи да и остановился погостить у дальней родни… Узнал о льве, пошел и убил. Казалось, сами предки вывели его прямо к новому логову твари. И был жаркий, но быстрый бой, и раны от когтей на груди, и двойная победа: домой он уходил с двумя трофеями, шкурой льва и женой — самой красивой и сильной девушкой из Детей Камня… Мевара, Мевара, зачем ты тогда так неосторожно выбрала себе в мужья такое жалкое ничтожество?! Почему не разглядела сквозь могучие грудные мышцы трусливое заячье сердце?

Волк остановился, прервав горестные мысли своего бывшего ученика. Взглянул вдоль тропы и словно сделал приглашающее движение головой.

Кусты расступились, открывая взору небольшую полянку и омерзительную тварь посреди. Чудовищная, гадкая помесь волка и двуногого прямоходящего существа… эльф это был или человечек? Неважно. Теперь это склонившийся над растерзанной тушей овцы оборотень-волкодлак.

Про оборотней старый шаман знал немало — да про кого он знал мало?! — и охотно рассказывал об этом, греясь у огня по вечерам.

— У каждого из нас в душе живет зверь. У всех — даже у людей и дварфов. И у каждого зверь этот свой, и характер у него тоже есть. В каждом разумном существе всегда просматриваются черты зверя — и если уметь, можно слышать его голос у себя внутри… Можно даже ненадолго самому становиться зверем — да только это не всем дано — и не всем оно и надо… Забывается понемногу старое искусство единения со своим диким началом…