Джон Норман - Племена Гора

— Очень много! — рассмеялась она. — Я работаю с самого раннего утра. Я должна собрать ветки и навоз кайила, чтобы развести костер, я должна приготовить кашу и бульон, потом вычистить котлы и кастрюли, затем я должна вытрясти циновки и подмести в шатрах, на мне лежит починка одежды и обуви, я натираю и чищу сапоги и кожаные изделия, я тку, я вью веревки, я дублю кожу и мелю зерно. Я же ухаживаю за кайилами и дважды в день дою кайилиц. Многое приходится делать. — Глаза девушки лучились от счастья. — Я выполняю работу десятерых женщин. Кроме меня, в лагере женщин нет. Вся неприятная работа достается мне. Мужчины не станут делать многих вещей. Это оскорбительно для их силы. — Она подняла голову — Вот и ты потребовал чаю.

— Кстати, где он? — спросил я. — Готов?

Я посмотрел на маленький медный чайник на маленьком костре из навоза кайила. Рядом уже стояла толстая стеклянная чашка. В такую входит унции два чая. Базий-ский чай пьют маленькими чашками и, как правило, выпивают три чашки за один присест. Важно не ошибиться в количестве заварки. Себе она, конечно, чая не сделала.

Время от времени я поглядывал на горизонт. Облако пыли приближалось. На шесте у входа в шатер висел бурдюк с водой.

— Ну, а ночью, — спросил я девушку, — разрешают ли тебе отдохнуть от дневных трудов?

Она была все еще мокрой от пота после размолачивания зерен.

— Днем, — рассмеялась она, — я выполняю обязанности свободной женщины, а ночью… ты же помнишь, кто я.

Я с любопытством разглядывал девушку.

— Я — рабыня, — весело засмеялась она.

— Значит, ночью ты меняешь тапочки на шелка и колокольчики?

— Если позволят, — улыбнулась она. — Часто приходится прислуживать обнаженной. Ночью как раз и начинается мой настоящий труд. Что он только не заставляет меня вытворять! Мне бы такое и в голову не пришло!

— Ты счастлива? — спросил я. — Да.

— Он делится тобой с другими разбойниками?

— Конечно, — пожала она плечами. — Я же единственная постоянная девушка в лагере.

— Значит, бывают и другие?

— Иногда, — сказала она. — Свободные женщины, рабыни, отобранные у караванов.

— Что делают с ними?

— Продают в оазисы. Мои обязанности как рабыни не ограничиваются ночами. Он часто меня использует. Бывает, вызовет днем и заставляет угождать ему, еще потную от хозяйственных трудов. Бывает, просто закидывает мне юбку на голову и валит на циновки, после чего гонит работать дальше.

— Тебя часто секут?

Она повернулась спиной и подняла рубашку. На теле виднелись следы двух или трех наказаний, хотя шрамов и ссадин не было. Секли ее мягким широким пятиполосным ремнем. Это наиболее распространенный способ наказания девушек. Чрезвычайно доходчиво и не портит кожу.

— Меня наказывали дважды, — сказала она. — Один раз, еще давно, в шатрах, когда я надерзила, а второй раз — за неловкость. — Рабыня сняла с огня чайник и осторожно налила мне стакан.

— Твой хозяин жесток? — поинтересовался я.

— Нет, но он очень суров.

— Строг?

— Да, очень строг.

— Но не жесток?

— Нет.

— Как ты к нему относишься?

— Как рабыня.

— А он к тебе?

— Как хозяин.

— И часто он тебя бьет?

— Почти никогда, — ответила девушка, — но я знаю, что он может отстегать меня в любую минуту, стоит мне ему не угодить. Я рабыня, и я знаю, что меня могут запросто выпороть.

— Значит, ты живешь под страхом порки?

— Да. И страх этот обоснован. — Она посмотрела на меня. — Он достаточно силен, чтобы добиться от меня всего, чего захочет. Я это уже поняла. Он может меня выпороть, если я ему не понравлюсь.

— Как тебе нравятся подобные отношения?

— Ты не поверишь, но это захватывает!

— Похоже, тебе нравится подчиняться мужчине, — сказал я.

— Я — женщина. — Она опустила голову. — Во мне проснулись чувства, о которых я даже не подозревала. В руках сильных и безжалостных мужчин я открыла в себе фантастическую сексуальность. Это так славно и здорово! — воскликнула она, посмотрев вверх.

— Женщины Земли рассуждают по-другому, — заметил я.

— Я горианская рабыня. — Девушка встала на колени и прикоснулась к сережкам.

— Похоже, ты любишь своего хозяина?

— Если бы он не запрещал мне, я бы слизывала пыль с его сапог!

Она резко обернулась, заметив наконец облако пыли. Рабыня поняла, что возвращаются разбойники. Глаза ее испуганно расширились.

— Ты должен бежать! — воскликнула она. — Они убьют тебя, если застанут здесь!

— Я не допил чай, — возразил я.

— Уж не хочешь ли ты, — она неуверенно поднялась на ноги, — причинить вред моему господину?

— У меня к нему дело, — просто ответил я.

Рабыня попятилась. Я поставил чашку на землю, между двух циновок. Я был уверен, что чай не разольется. Она сделала еще один шаг назад, а я наклонился в сторону и дотянулся до связки длинных цепочек, приготовленных, вне всякого сомнения, для усмирения рабынь, которых планировали захватить при налете на караван. Взвизгнув, Алейна развернулась и со всех ног кинулась в пустыню. Цепочка как змея сверкнула на солнце и захлестнула ее ноги. Рабыня упала, разметав по песку белокурые волосы. В следующую секунду я был уже на ней. Рывком подняв ее за волосы, я зажал ей рот и затащил в шатер. Там я швырнул ее на циновки, запихал в рот шелковый шарфик, после чего обмотал ее голову кушаком, чтобы она ничего не могла видеть. Затем я перевернул ее на живот и связал обрывком ремня руки и ноги. После этого я закинул ее на правую половину шатра, где хранились мужские принадлежности.

Закончив с Алейной, я вышел из шатра и встал у входа.

Первым показался главарь шайки. К луке его седла были привязаны две захваченные во время налета женщины. Они спотыкались и едва держались на ногах. Босые ступни оставляли в песке кровавый след. Сзади шел груженный награбленным добром кайил. Вместе с главарем шайка насчитывала девять человек. Увидев меня, он подал команду, и его люди мгновенно окружили лагерь. Кайил главаря попятился. Я понял его намерение. Он хотел атаковать с ходу, направить кайила на шатер, смять его и нанести сокрушительный удар.

Я снял с шеста бурдюк с водой.

Кто-то из разбойников издал вопль ярости. Я запрокинул бурдюк и сделал несколько внушительных глотков. Затем я повесил бурдюк на место и вытер губы рукавом халата.

Главарь шайки вложил ятаган в ножны и спрыгнул с кайила. Я вернулся в шатер, сел, скрестив ноги, на циновку и взял еще не остывшую чашку чая.

Главарь вошел в шатер.

— Чай готов, — сказал я ему.

Первым делом он перерезал ножом стягивающие Алей-ну ремни. Она в ужасе взирала на своего хозяина. Он, однако, на нее не сердился. В конце концов, она была всего-навсего слабой женщиной.

— Подай нам чай, — приказал он. Вся дрожа, девушка налила ему маленькую чашечку чая.