Елена Ларичева - Тара

...Настасья вставала рано, гораздо раньше многих. Коровы ждать не станут, их доить надо. Повязав простенький, заново пересиненный платок на русые косы, надев поверх белой рубахи желтую кофту, она распахнула дверь на крыльцо и замерла, удивлённо хлопая большими серыми глазами. В обнимку со старой Кусей на скамье сидела девчонка. На вид лет двенадцать, не больше. На голове волосы что на растрёпанном ветром стоге, вздыбились, выбились из жалких остатков косичек. В дырках на рукавах старушечьей кофты торчат острющие локти.

- Ты чего тут расселась? - как можно строже поинтересовалась Настасья.

Первой очнулась, вздрогнула Куся, повернулась к хозяйке и неожиданно зарычала. Доярка от удивления аж отступила назад. Но тут к ней обернулась девочка, и Настасья удивлённо зашарила рукой по стене, силясь за что-нибудь схватиться.

Внешность девочки была слишком необычна для этого края. На красиво очерченном овале лица изумрудами сияли узкие раскосые глаза с длинными ресницами. Тонкий точеный нос, тонкие, упрямо поджатые губы. И не детская мудрость, просвечивающая из каждой черточки. Настасье вдруг показалось, что она сама намного моложе и неопытнее прибившейся к её порогу незнакомки.

- Помогите мне, пожалуйста, - обратилась к доярке девочка. - Я вас не обременю. Приютите на зиму, я отработаю. Честно. Я не ленивая. Мне некуда больше идти.

- Боже ж ты мой! - Настасья всплеснула руками. К ней возвращалась былая уверенность. - Откуда ты, ребёнок? Ты чья?

- Я сирота. И жить мне негде. Есть мне нечего. Мне бы зиму перебиться...

В поручительство за свалившуюся на голову Настасье сиротку Куся подошла к хозяйке, ткнулась мокрым носом в руку и грустно-грустно заглянула в глаза, мол, хозяйка, если не возьмёшь девочку, любить тебя больше не буду и вообще околею от тоски.

- Мне ж на дойку надо, - пробормотала растерянная Настасья. - Быстро вставай и марш в избу! Воды из бочки в углу натаскаешь, нагреешь в печи, вымоешься. А когда приду, поговорим.

Девочка энергично закивала головой и юркнула в долгожданное тепло избы.

- Только вы про меня пока никому и ничего, - высунулась из-за двери лохматая голова Маши.

- Скажешь тут, - пробормотала Настасья, запирая за собой калитку.

Маша, подгоняемая весёлым лаем Куси, освоилась в чужой избе быстро. Перво-наперво она решила подкрепиться. Еда отыскалась в новеньком буфете, со стеклянными дверцами, занавешенными белыми кружевными шторками. Не особо разглядывая кружева, девочка порылась в хлебнице, выбрала булку помягче и, едва ли не давясь, принялась запихивать её в себя, не переставая рыться в мешочках и свёртках.

На свою удачу, Маша обнаружила несколько конфет, настоящих шоколадных. Засунув их в рот вслед за булкой и спешно заглотив, как заглатывает добычу изголодавшийся зверь, вкуса лакомства она не ощутила. Но нисколько не расстроилась от этого.

Дожевав булку, потом съев пару яблок и почувствовав приятную тяжесть в желудке, девочка сообразила, что не мешало бы помыться. Пока грелась вода, в избу возвратилась Настасья. Для порядка она, бранясь, выгнала разлёгшуюся на кровати Кусю, выбрала из своих вещей какие-то тряпочки и, вылив тёплую воду в большой металлический таз, усадила в него Машу, принялась отмывать от многодневной грязи.

В окно осторожно заглядывали солнечные лучи, от прыгающих неугомонных воробьев покачивались на ветках крупные алые яблоки. На столе на почти белой скатерти стоял кувшин с парным молоком, не давая Маше возможности в полной мере насладиться процессом мытья.

Но вот она чистая, сидит на выкрашенной в весёленький зелёный цвет лавке, пьёт молоко, доедает очередную булку, а хозяйка подтирает пол, связывает в узел старые Машины тряпки. Жизнь хороша, всё налаживается. Вот только расслабляться не стоит. Ещё нужно договориться с хозяйкой и освоиться в деревне...

- Откуда ж ты такая? - закончив с уборкой, Настасья села рядом, заправила под платок выбившуюся русую прядь и задала, наконец, главный вопрос.

Кутавшаяся в цветастый шерстяной платок до сих пор не согревшаяся девочка на миг задумалась, но решила не врать без надобности.

- Из детдома сбежала, - ответила она, хмуро поглядывая на свою благодетельницу.

- Били? - неожиданно понимающе спросила Настасья.

Маша кивнула.

- Звать тебя как?

- Тара, - вдруг вырвалось у девочки, хотя до сего момента этого имени она не слышала. И всё же оно было знакомым, родным...

- Ты казашка или узбечка? - попробовала выяснить доярка.

- Не знаю.

Может, оно так и лучше: непонятное имя, чужая внешность. Теперь точно не найдут.

С печи вниз сиганул белый мохнатый котяра, заставив девочку от неожиданности вскрикнуть и поджать ноги на лавку.

... Уговорить председателя оказалось несложно. Он пришел в Настасьину избу - невысокий, широкий в плечах, но узкий в талии, лысеющий, хотя ещё молодой, с умным серьёзным лицом...

Переступив порог избы, он как-то сразу заполнил собой всё помещение. Кивнув притихшей Настасье, он направился к Маше, вернее, теперь к Таре. Та сидела за столом у окна, сцепив в замок пальцы рук и неотрывно глядя на председателя.

- Валентин Игнатьевич, - подала голос Настасья. - Вы посмотрите, как её в детдоме уморили! А у нас откормится, работать будет, человеком станет на благо родине!

Председатель задумчиво потёр когда-то неправильно сросшийся, и поэтому кривоватый нос. Замершей на стуле Таре внезапно сделалось страшно. Вдруг он сейчас решит вернуть её в детдом?... Нельзя думать об этом. Смотреть в глаза, искренне, преданно, как смотрит на неё Куся. Только искренность сейчас, и ещё совсем чуть-чуть её волшебных сил помогут девочке удержаться здесь.

- Человеком она может стать в любом месте, а что я в районе скажу? - неожиданно ворчливо произнёс Валентин Игнатьевич, и Тара поняла, что победила. - Меня за беглянку по голове не погладят.

Он наклонился к Таре, приподнял её лицо за подбородок, посмотрел на свет. Девочка непроизвольно зажмурилась.

- Твоё счастье, что ты смесок, - пробормотал он. - Беленькая. Хоть сказать можно будет, что наши бабы нагуляли.

- Валентин Игнатьевич, - снова взяла слово Настасья. - Скажем нашим, что племянница моя двоюродная из города приехала. Кажется, у меня кто-то из родственников покойного Ильи в Средней Азии жил. Брат двоюродный Владлен. Так что даже врать не особо придётся.

- Согласен, - председатель, наконец, выпустил подбородок Тары из своих загрубевших шершавых пальцев.

За окном на кого-то залаяла Куся, долетела отдалённая ругань и возмущённое мычание коровы.

- Вот шалопаи! - отвлёкся на шум Валентин Игнатьевич. - Опять что-то не поделили!

Он вновь обернулся к Таре.

- Оставайся. Лишние рабочие руки нам пригодятся. Зима, говорят, ранняя будет. Готовиться к ней надо... Поживёшь пока здесь, у Тихоновой, потом решим. Изб пустых хватает.