Андрей Круз - Рейтар

— Знал бы больше — сказал бы, — добавил он. — И господину старшему приказчику передайте, что мы в такой беде никаким боком не повинны. Пусть напрасно на нас не думает.

— Он и не думает. Так что спасибо, пойду я дальше.

— Благословение богов.

После полумрака кабацкого дневное солнце слишком ярким оказалось, даже рукой глаза прикрыл. Потом намотал шемах пониже, а заодно и лицо немного прикрыл. На всякий случай. Не закрыл, иначе опять внимание лишнее на себя обратишь, а так, вроде и открыто, и разглядеть трудно.

— Поехали к пристаням, — сказал я Барату.

До пристаней недалеко, лошадям шагом десять минут всего. Один проулок между высокими заборами, другой, большой выгон, на каком лошадьми торгуют, потом извозчичья биржа, шумная и крикливая, опять заборы, а вон и спуск к берегу, и пристани.

Место здесь было не таким, как то, где швартовались баржи. Там и причалы какие надо, и набережная каменная, а тут кривые мостки на бочках, пыль да бурьян, да какие-то сараи вокруг. Если краденое скупать и продавать, да контрабанду хранить — место лучше и не придумаешь.

Так, а вон и нужный сарай, «Скобяная торговля и разный инструмент». Все как буфетчик и описал. Огляделся вокруг — вроде люди есть, но не близко. Где-то далеко лодку смолят после починки, где-то сеть чинят, дальше в сарае лодку строят, за спиной у нас дорога, так по ней ломовые дроги волы тащат. А у сэтовой торговли никого. Думаю, что ему так и лучше даже.

— Барат, ты с конями здесь побудь, — спешившись, я протянул ему повод.

— С тобой сходить не надо?

— Нет, я сам, — покачал я головой, потом снял карабин с плеча и убрал в чехол у седла.

Может и нет смысла соваться без разведки, но думаю, что в лицо меня все равно никто не знает. И никто лишний в этом сарае сидеть сейчас не должен, что им тут делать? Разве что покупатель какой, но сомнительно. Так что или сам Сэт должен быть, или Пузырь тот самый.

— Барат, на дверь поглядывай. Если увидишь что-то совсем из ряда вон — стреляй в воздух, не стесняйся. Или даже не в воздух, сам разберешься.

— Понял.

— Если сразу стрельбы и шума не услышишь, то минут через пять прямо туда с конями спускайся и дверь охраняй, понял?

— Так, понял.

От реки сыростью пахнет, а поверх всего запах сухого разогретого бурьяна. Осы жужжат, и где-то совсем рядом, в кустах, птица щелкает-заливается. Звуки такие мирные, мне под них разве что детство вспоминается.

Со стороны реки сарай навесом пристроен, дверь прямо на рассохшиеся доски пристани выходит. Точно, удобное место. Постоял в тени, глядя в стенку и прислушиваясь, больше для того, чтобы глаза опять от яркого солнца отвыкли, а потом внутрь шагнул, быстро.

Сарай не так чтобы просторный, у дальней стены мешки да ящики штабелями. Полумрак, свет только через маленькие окошечки под самой крышей пробивается. Мухи жужжат. Справа у стены стол, за ним сидит большой, потный, расплывшийся как тесто по квашне толстяк. Дальше, у какого-то длинного стола, стоит еще человек, высокий, сутулый, с тем глазом, каким он ко мне повернут, что-то неправильно.

Больше никого. Никто не всполошился.

Выдернув из ножен короткий толстый кинжал, коротко взмахнув рукой, воткнул его в висок толстяку. Хрустнуло. Тот даже не дернулся, только глаза закатил и обмяк на стуле. Сэт аж подскочил от неожиданности, а затем взглядом в направленный на него ствол револьвера уперся.

— Туда, к стене отойди, — показал я.

Сэт испуганным не выглядел. Сверля меня здоровым глазом, поднял руки и отступил туда, куда я сказал.

— Повернись, руки на стену положи. Ноги расставь.

— Я тут деньги не держу, — сказал Сэт хрипло. — Зря ты Пузыря свалил.

А голос выдал, боится все же. И меня за грабителя принял.

— Дальше от стены, — сказал я. — Ноги дальше.

В такой позе в драку не кинешься. Он у меня на прицеле, так что в драку ни в какой позе не кинешься, но люди бывают дураками. В другом случае он понадеяться может на то, что успеет. И мне тогда стрелять придется, а стрелять не хочу. Подошел ближе, выдернул у него револьвер из кобуры, потом нож из ножен. Охлопал с обеих сторон, но спрятанного оружия не нашел.

Подошел к столу, присел, заглянул снизу — нет, никаких тайников с упрятанными ружьями не видеть. А стул что надо, с подлокотниками.

— На стул садись, — сказал я, показав путь стволом. — И придвинься к столу как можно ближе. Если руки под стол опустишь — убью сразу.

— Слушай, чего ты хочешь?

Нет, точно боится, уже и вид делать не очень получается.

— Садись, сейчас все расскажу. Садись.

Он сел как сказано, к самой столешнице грудью, руки вытянул перед собой. Рассмотрел его чуть внимательней — летами к пятидесяти уже, левого глаза явно нет, на его месте просто впавшая глазница, веко закрыто. Сам седой, с седой же бородой. Руки крепкие. На шее шрам. На левой ладони тоже шрам. Одет дорого, с претензией. И револьвер дорогой, хороший, и нож тоже не дешевый.

— Зачем Пузыря убил? — спросил он вдруг. — Он же зла никому не делал, сидел тут за приказчика, да и все.

— Я просто показал, что шутить не буду. Ты мне вот что скажи: кто тебе вчерашнее убийство заказал? И кого ты на него подписал?

— Ну, вопросы у тебя, — выдохнул с каким-то полусмехом Сэт. — Так я взял, да и рассказывать взялся.

— Умереть хочешь? — уточнил я на всякий случай.

— А так ты меня отпустишь, да, — уже откровенно засмеялся он. — На все четыре стороны. Как думаешь, сколько мне лет? И сколько лет назад я в сказки верить перестал?

— Отпущу, — пожал я плечами. — Просто работать ты будешь уже не на них, а на нас. Даже платить будем. Хорошо платить.

— Не понял, — как-то насторожился Сэт Кошелек.

— Все ты понял, — покачал я головой. — К тебе, Брат с Сестрой свидетели, претензий особых нет. Заплатили, ты и взял работу. Не в тебе проблема. Поэтому ты сейчас бумагу возьмешь, и карандаш. И напишешь все-все, что про этот случай знаешь. С именами и адресами. Что-то я знаю, что-то нет, но если наврешь там, где я проверить могу — убью. Сделаешь как надо — плачу пятьдесят золотом аванса. Прямо сейчас.

— Вот как.

Поверил. Задумался. Это понятно, среди разбойного люда в убийстве наемника никогда не винят, он только инструмент, как пуля выпущенная. Виноват же всегда тот, кто душегубство заказал, стрелок, что пулю пустил. И он уже понял, похоже, от чьего имени я пришел. Точнее, думает, что понял.

— Сдаю всех, так? И потом работаю на тебя. И ты мне платишь.

По глазам вижу, что если я его отпущу, то его через пять минут уже в городе и след простынет. Но надежда выжить у него появилась.

— Плачу, — подтвердил я.

С улицы послышался негромкий стук копыт. Сэт дернулся, но я чуть приподнял ствол оружия, сказав:

— Сиди, это мой человек. Говори, кого ты привел позавчера вечером в «Рыбу и рюмку»? Давай, не тяни.