Елена Звездная - Киран. Право воина. Книга вторая

Женщин этому не учат, Кирюш, так что обвинители сочли доказательства моей вины неоспоримыми.

Ничего подобного! У бегемота сейры были, и не один!

Помолчав, мама продолжила:

— Было много сказано слов, много обвинений, все пытались высказаться про то, какая я… молчал только Агарн. Молчал и смотрел на меня, не отрываясь. А после, произнес: «Теперь я понимаю, почему любовь — проклятие воина. Мы становимся слепы!». «Наказание за измену — смерть, — визгливо возвестила эйтна-хассаш». Ее слова поддержали все, но я смотрела только на Агарна. Ему и сказала: «Ты взял меня как женщину, но всегда помнил, что я воин. Вспомни об этом и сейчас! Воин — не осквернит своей чести предательством хассара. Я невиновна!». Он не поверил. Ни единому слову. Молча вышел и только на пороге, тихо произнес: «Ты — все же женщина, и наказана будешь как провинившаяся женщина!». Спустя час я была прикована к столбу во дворе, жены хассара на экзекуции так же присутствовали, воинов не допустили. Моего отца, узнавшего о случившемся и прибывшего во дворец, хассар не пожелал выслушать. И кнут Агарн взял в руки сам. А когда он подошел ко мне, видимо в ожидании просьб и молений, я лишь сказала: «Я тебе этого никогда не прощу!». Из двадцати положенных ударов, он нанес только десять…

— Что, совесть проснулась? — едва сдерживая злость, спросила я.

— Дело не в этом… — мама судорожно вздохнула, — просто я заставила его вспомнить, что я все же воин… Потому что не произнесла и звука. Ни единого… я даже не застонала. И в тишине был слышен лишь звук рассекающего воздух кнута… Десять ударов, и хассар приказал отнести меня в спальню…

— Писец, — мне было так жаль мамочку.

— И в тот же вечер хассар Айгора узнал о моей невиновности, — мама прикусила губу, стараясь успокоиться. — Оказывается, он установил новое оборудование во дворце, за тот самый час, что был промежутком между моим обвинением и моим наказанием.

Предателем оказался воин первой руки МакЭвен. Однако даже погибая, воин не назвал имени своего соучастника, того самого, кто подложил сейр мне. А это могла быть только женщина… только жена хассара, никто иной в мою комнату войти не мог, даже служанки.

— А что было потом? — не спросить, я не могла.

— Потом, — грустная улыбка на бледных губах. — Он не отходил от моей постели. Он не отходил от меня. Он не мог простить себе случившегося…

— А ты?

— А я… Моя любовь, Кирюша, умерла с первым ударом кнута. Я больше не могла даже смотреть на него… Я задыхалась от его заботы, от его нежностей, я не желала принимать его подарки, я хотела только одного — чтобы он отпустил меня… Однако хассар пошел на нарушение традиций. Пользуясь тем, что самостоятельно встать и закрыть двери я не смогла, он не только входил в мою спальню, он не оставлял меня даже с восходом… Спустя месяц, я встала на ноги и потребовала возвращения к отцу. Я имела право на это требование. Я имела право на свободу… но на мое заявлением мне, скрипя зубами, дали ответ: «К отцу ты должна выйти своими ногами… но ты еще слишком слаба для этого!». «Слаба» я была еще полгода! Несмотря на то, что возобновила тренировки, переоборудовав свою гостевую, несмотря на то, что меня приобщили даже к работе по дому. «Еще слишком слаба!» — непреложный ответ на все просьбы, и в то же время постоянное, повторяющееся, почти непрекращающееся: «Прости меня…». На это мне было что ответить: «Никогда!». Вот так и жили… Агарн неизменно был вечером у моих дверей, я неизменно закрывала их.

Агарн выламывал двери до заката, на закате я подтаскивала к двери шкаф. Его цветы, подарки, сладости и даже новое оружие, сделанное в соответствии с моими мечтами, озвученными в период наших совместных тренировок — я игнорировала все. Просто молча выносила из своей спальни в коридор. Агарн был в ярости.

— Он тебя не отпустил, да? — я догадывалась о страшном. — Неужели нарушение традиций, сошло ему с рук?!

— Лучше бы все сошло ему с рук — прошептала мама. — Но случилось иначе. Там в ситуацию вмешался мой отец. Он потребовал Суда Правящего Клана. Высшая инстанция на Иристане. Я не знала об этом… В тот вечер я закрыла дверь, и готовилась ко сну…

Внезапно явился Агарн, отсутствующий весь день, и потребовал открыть ему. Мой ответ был неизменен. И тогда я узнала его ярость… — еще один судорожный вздох и едва слышное. — Когда дверь была выбита, я даже глазам не поверила… ни один воин не возьмет женщину насильно, если истек срок в начале брака. Ни один… Агарн взял. Не взирая на мое отчаянное сопротивление, невзирая на мои просьбы… Я умоляла его со слезами на глазах…

Бесполезно! Он даже не пытался пробудить мое желание, и впервые я испытала боль от отношений, от его силы, от его ненасытности. Хассар Айгора нарушил еще одну традицию — воин не берет женщину больше двух раз за ночь, но Агарн брал снова, снова и снова… Он мстил мне за безразличие, за своевольство, за то, что посмела отказать. Ночь, вся принадлежала ему, у меня не было сил даже всхлипывать… А на утро, он задал мне лишь один вопрос: «Ты примешь дар моей жизни?». «Ненавижу» — вот и все, что ответила я.

Сижу — реву. Реально реву, даже слов нет, а слезы стекают по щекам и плюхаются в кофе, что еще держу в подрагивающих руках.

— Не плачь, — мама вдруг улыбнулась, — я благодарна ему за ту ночь… потому что у меня появилась ты. А ты, Киренок, моя самая большая радость в жизни. Ты вообще вся моя жизнь, Пантеренок.

Теперь реву в голос, с подвываниями.

Мама улыбнулась шире:

— Глупенькая. Да за такую дочку как ты, я ему еще и спасибо сказать должна.

— Урод он, — вытираю слезы, — глист викрианский!

Слезы я вытирала, но в то же время четко осознала — не прощу!

Никогда не прощу! И очень жаль, что всего этого я не знала, тогда не стремилась бы остановить его убийц… сама убила бы! И за маму, и за себя.

— Мам, а что дальше было? — немного успокоившись, спросила я.

— Дальше?.. — задумчиво отозвалась мама. — Дальше… Агарн покинул дворец в то же утро, так как был вызван в столицу.

Иристан готовился к войне, и было известно, что именно хассарат Айгора подвергнется первому удару. Из-за этого произошла задержка, с решением просьбы моего отца… — грустная ухмылка и чеканя слова она продолжила. — К моменту появления представителя правящего клана, моей беременности было уже две недели, и вопроса о моем возвращении в клан МакЭдл уже никто не ставил, я автоматически стала собственностью твоего отца. Сам он появился спустя сутки, долго стоял на пороге моей спальни, после чего решительно вошел и началось: «Теперь ты понимаешь, что останешься со мной навсегда. Теперь, выбора у тебя нет, Киара.

И я спрашиваю в последний раз… в последний, учти! Ты примешь дар моей жизни?».