Александр Прозоров - Заклинатель

Улучив момент, он протиснулся в город между стеной и крайней телегой, сцепившейся колесами с крытым возком, поскакал на кошкинский двор. На улицах то и дело встречались нагруженные разнообразным домашним скарбом сани и повозки. На многих сидели укутанные в платки и завернутые в овчину детишки.

И как он сам не догадался слух про колдовство или Божие проклятие пустить?

Царь всея Руси покинул столицу на пятый день. На этот раз Андрей навязался в провожатые да еще и холопов с собой взял – они, с бердышами за спиной, скакали вслед за одетой в красные кафтаны дворцовой стражей. Самого правителя Зверев в этот день не увидел: Иван Четвертый из белой кареты, тяжелой от золота и резных украшений, не выглянул ни разу. Видать, и вправду от супруги оторваться не мог. Вот ведь повезло мальчишке – обрести любовь на конкурсе красавиц! Обычно в таких местах только скандалы находят.

Село Воробьево находилось на Ленинских горах. Или как там они сейчас назывались? В общем, в том месте, где Сталин новый университет отгрохал, где герои сериала «Бригада» в дружбе клялись, где вид роскошный на Москву открывается. Сама деревня ничего особенного собой не представляла. Полсотни дворов, частокол в полтора человеческих роста. Оно и понятно, почему: Москва рядом, случись беда – все деревенские от ворога за стены убегут. А от дикого зверя или шайки бродяг и такая изгородь сойдет.

Путевой дворец был всего лишь большущей бревенчатой избой в три жилья с подклетью и двумя печами. Что поразило в нем Андрея, так это отопление. Оно оказалось воздушным: через специальные продыхи, прикрытые медными задвижками, горячий воздух от печей расходился по комнатам. Причем если гостю становилось жарко, он мог просто повернуть задвижку[33 – Такое же отопление было устроено и во дворце в Кремле.].

Еще одним преимуществом дворца был весьма обширный двор, в котором имелось достаточно сараев, конюшен, навесов и амбаров, чтобы вместить коней и припасы для небольшой армии. Да и неудивительно: коли стены крепостной вокруг не строить, можно особо с местом и не ужиматься. Здесь же стоял и пятишатровый храм Рождества Богородицы с шестериковой[34 – Шестерик – это строение, срубленное, если смотреть сверху, в виде шестигранника.] колокольней, увенчанной остроконечным шатром. В честь приезда государя с нее часа два раздавался радостный перезвон.

Темные стены, местами поросшая мхом крыша с белыми потеками, заделанные во многих местах не слюдой, а бычьим пузырем окна. Было видно, что за дворцом уже давно, очень давно не ухаживали. Однако каменная подклеть, на которую опирались стены, не дала сгнить нижним венцам, и строение стояло прочно, не покосилось, не расползлось, нигде не просело. Внутри все было убрано положенными внахлест, развешанными по стенам коврами. В качестве декоративного ремонта в царских комнатах выскоблили добела потолочные доски. В горницах же, что отвели страже и боярской свите, они остались такими, как и раньше: с растрескавшимися балками, покрытые вековой пылью и увешанные застарелой паутиной. В жилых помещениях было очень жарко – и в то же время влажно, как в остывшей бане. Андрей не сомневался, что топить здесь начали пять дней назад, едва только узнали о визите государя – но просушить надолго забытый дом так и не смогли.

– Ничего, мы тут все равно ненадолго, – выбрав себе одну из лавок, вытянулся во весь рост Зверев.

– Ты откуда знаешь, боярин? – поинтересовался незнакомый царский телохранитель, не из братчины.

– Шуйские свою смуту должны со дня на день осуществить, – зевнул Андрей. – Задавим гадов, да и уедем мы с отцом. Мы бояре не Московские, у нас и без заговоров хлопот хватает.

– Откель знаешь? – схватился за рукоять сабли стражник. – А ну, со мной идем! С тебя опрос учинить немедля надобно!

– Кабы знал, тут от безделья бы не мучился, – закинул руки за голову Зверев. – Слухи ходят, слухи. О коих я боярина Ивана Кошкина уже предупредил.

– А-а… – Фамилия царского родича подействовала отрезвляюще, стражник убрал руку с сабли. – Как же ж так? Государь их ведь помиловал, опалу снял…

– Что-о?! – не поверил своим ушам Зверев. – Как помиловал?

– Ну во имя Господа. Молвил царь Иван, что Господь велел прощать. Вот и помиловал. Простил за все обиды, что ему в малолетстве учиняли, обратно к себе приблизил, в Думе боярской сидеть дозволяет, к советам прислушивается.

– Вот, блин горелый! – Андрей сел, хлопнул ладонями по скамье. – Они же его убить хотели!

– Он заставил князя Петра Шуйского Богом поклясться, что тот больше ничего подобного не умыслит. А при чем тут блины?

– По масленице я соскучился, боярин. По масленице.

После отъезда государя из столицы небо словно разгневалось на брошенный город. Над Москвой сгустились тучи, постоянно дули ветра такой силы, что раскачивали колокола на церквах, и те время от времени начинали сами собой звенеть или низко басовито гудеть, словно оставались чем-то очень недовольны. Все это воспринималось людьми как дурное предзнаменование – и горожане продолжали разбегаться. С высоты Ленинских гор было видно, как из ворот нескончаемым потоком выкатываются повозки с семьями и нажитым в трудах праведных добром.

Особенно рьяно буря разыгралась на четвертый день. Тучи проносились над городом с такой скоростью, словно неслись галопом, деревья гнулись к земле, а некоторые ломались с громким треском, похожим на пищальный выстрел. Иные отважные пичуги пытались подняться в воздух – но их тут же сдувало, будто невесомый сор. Колокола во всех краях города звенели не переставая, как бренчали они и на колокольне церкви возле путевого дворца.

В этот день и загорелся какой-то дом в стороне Богородицкого ручья, в Мясниковой слободе. С высоты от Воробьево видно было немногое. Столб дыма, отдельные языки пламени. Послышался тревожный низкий звон. Возможно, кто-то бил в набат – среди общего перезвона понять было трудно. На край обрыва от дворца начала подтягиваться дворня и любопытствующие бояре.

– Изба чья-то, не страшно, – заметил один из бояр. – Лишь бы на соседние дворы не перекинулось.

– Снег везде, не перекинется, – ответил ему другой. – На снег искры падают, не загорятся кровли.

– Нешто окромя них мало чему гореть? Сено, для скотины запасенное, дрова, телеги, барахло всякое, что на ветру лежит.

– Сено – да, – согласился первый. – За ним приглядеть надобно, пару холопов с водой поставить. А дрова али телегу так просто не запалить, сам знаешь. Постараться надобно. Гляньте – дым белым стал. Видать, тушат ужо, заливают.

– Чего стараются? Коли изба занялась, пламени уж не остановишь. Стога на соседских дворах караулить надобно, дабы не перекинулось. А там прогорит, само затухнет.