Александр Годов - Двери в черную радугу

— А Кумакан — этот тот жирдяй без руки? По его кишкам я забрался на верхнюю ветвь?

— Да, — сказал Седьмой.

Он попытался вспомнить слова Тысячи Лиц, но ничего не получилось.

Седьмой чувствовал: он упускает что-то. Связь между ним и Первым есть. Но вот какая? Только внешнее сходство? Ответ должен быть очевидным…

— Сколько лет тебе было, когда мир покатился к чертям собачьим? — спросил Седьмой.

— В смысле? Когда появились зомбаки? Да недавно совсем. Месяцев пять назад началась вся эта херня с мертвяками.

Мотылек, пролетев вокруг головы Первого, сел на плечо мужчины. Голубоватого свечения хватило, чтобы разглядеть Сергея получше: щеки впали, под глазами синяки, лицо бледное. Шрам на щеке не украшал Тропова, а наоборот — придавал внешности нечто пугающее.

— А сколько тебе лет? — спросил Седьмой.

— Это допрос, что ли? Мы сидим, бля, на чертовом дереве, а ты спрашиваешь у меня возраст!

— Прости. Я не хотел…

— Это я должен задавать вопросы!

Седьмой вскинул руки. Испачканные в крови и гное, с налипшими ошметками кожи, они заметно дрожали.

— Хорошо-хорошо, — промямлил Седьмой. Голос у него оказался жалким и потерянным. — Можешь спрашивать у меня, о чем хочешь.

Первый почесал щеку; многодневная щетина зашуршала под его пальцами, словно наждачная бумага. Седьмой поймал себя на мысли, что не доверяет Тропову. Чувствовалось в Сергее нечто ущербное.

— Как тебя звать-то? — спросил Первый.

— Седьмой.

— Нахер эти погоняла. Как тебя зовут по-настоящему?

— Седьмой. Я всегда был Седьмым. Это моё имя.

— Охеренное имечко у тебя. — Первый облизал губы. — Где мы находимся?

— В пирамиде. Хотя я не уверен до конца.

— А чего надо этому Кивиру?

— Не знаю, — сказал Седьмой. — Кумакан говорил, что Кивир — собиратель ответов. Но что конкретно хочет кукла — не знаю.

— Кукла? Разве Кивир не мальчик?

— Уродец может принимать разные формы.

— Фигово, — сказал Первый. Произнеся это слово, он сплюнул с костяного отростка.

Пахнуло сильным запахом горящего дерева.

— Чувствуешь? — встрепенулся Тропов.

Седьмой кивнул.

— Смотри, — сказал он и показал пальцем в чернильную темноту, раскинувшуюся под костяным отростком.

Горизонт полыхал желтыми молниями. Вспышка — и на небе появлялись паутинки электрических разрядов. Однако грома Пятый не слышал. Он заворожено смотрел на молнии и думал лишь о том, как невероятно быстро менялась его жизнь. Казалось, еще недавно у него была жена, дочка. А затем в одночасье он потерял семью. Он превратился в зомби, живущего на помойке и питающегося расплавленными куклами.

За ним гнались твари, любящие слушать на своих граммофонах «Темную ночь». Существа хотели одного: содрать с бедняги-мертвяка кожу. Он — тогда еще Дохляк! — сумел вылечиться. Сердце забилось, кровь заструилась по сосудам, и появилась надежда спасти дочку. Он — уже Николай — нашел Машу, вырвался из Города. Попал в свой мир, в свою квартиру. И часа не прошло, как дочку украли. А мальчик с восковой кожей попытался объяснить, что мир, в котором, он, Николай, существовал — ненастоящий, вымышленный.

Пятый закрыл глаза и тяжело вздохнул. Чертова карусель, а не жизнь. Теперь он вместе с убийцей своей жены сидит в огромной дыре на животе великана. Вместо рта — мушиный хоботок, вместо сердца — камень. Без надежды на спасение. Без надежды найти дочь.

«Не сдавайся. Может, в этот раз тебе повезет. Нужно бороться. Вспомни ту притчу про двух лягушек. Меси лапками молоко!»

Да уж… Меси молоко, братец.

После того, как Пятый и старик забрались в дыру на животе великана, гигант поднялся и двинулся к человеческому морю. Коля стиснул зубы, сжался и приготовился услышать, как массивные ноги колосса будут ломать кости мертвецов. Однако обошлось. Подобно Иисусу, идущему по воде, великан шел по трупам и по морю крови.

Пятому казалось, что прошло много часов с того времени, как он бросил последний взгляд на ряды архаровцев. Но солнце висело в зените, и поэтому Коля мог ошибаться в своих ощущениях. Возможно, прошло десять минут, как гигант шел по мертвякам. Или десятилетия. Или год. Или эпохи. Или секунды.

Ни в чем нельзя быть уверенным.

Пятый взглянул на старика. Выглядел сосед скверно: лицо распухло, грудь часто-часто поднималась и опускалась, руки дрожали.

Не помер бы.

Хотя… Помрет старик — и еще одной тварью станет меньше в мире. Или мирах. К черту эту софистику!

В спину Коли ударил сильный порыв ветра. Затем раздался громоподобный рев. Пятый обернулся и замер.

Перед ним возвышался гигантский монстр. Великан с дырой в животе смотрелся жалкой букашкой по сравнению с чудищем. Пятый поразился тому, как проворганил такого урода.

Из сутулой спины монстра торчали кирпичные многоэтажки, фонарные столбы и деревянные домики.

По шее, рукам и ногам змеились, словно вены, асфальтовые дороги. На груди чудища росли ёлки, березы и дубы. При каждом вздохе деревья приходили в движение, некоторые, скрипя, ломались, падали на море человеческих тел, где их и затягивала кровавая пучина. Монстр походил на человека внешним видом: длинный нос, толстые губы, огромные рыбьи глаза, две толстых руки, две ноги. И как великан с дырой, чудище тащилось по поверхности моря.

Но что больше всего удивило Пятого — это то, что на спине урода кто-то жил! Горели окна многоэтажек, из труб деревянных домов валил густой черный дым, а по асфальтовым дорожкам разъезжали невероятной конструкции машины. Пренебрегая всеми законами физики, люди — скорее существа, похожие на людей — двигались по спине монстра.

Невероятно!

Пятый хотел было закричать, чтобы привлечь внимание людей, но из хоботка вырвались лишь нечленораздельные, скрипучие звуки.

«Эй! Я тут! Посмотрите на меня! Пожалуйста!»

Всё бестолку.

Старик, облокотившись спиной о мясную стенку великана, засмеялся. Из его губ потекла вязкая, черная жидкость, похожая на нефть.

Коля ощутил боль в руках, и только через мгновение понял, что ногти впились в ладони, так сильно он сжал кулаки. Клокочущая злоба вырвалась из груди, проникая в каждую клеточку тела. Перед глазами заплясали кровавые круги.

Нет!

Терпи.

Только с огромным трудом Пятому удалось подавить ярость.

Старик своё получит. Но позже…

Город-монстр издал страшный звериный рёв. Он повел пастью, выплевывая белесые комки. По огромному телу прокатилась волна дрожи: зашелестели листьями деревья, один из кирпичных домиков с грохотом обвалился, раздались крики людей. Немигающие глаза города-монстра посмотрели на Пятого со свирепой жадностью.

Колю словно прибили к месту. Сердце забилось бешеным галопом. Боясь пошевелиться, Пятый не отрывался от глаз монстра. Его охватил страх: казалось, город-монстр сейчас нападет на великана с дырой в животе и… По спине пробежал холодок.