Анастасия Шевцова - Наследники отречения

-Если бы рассказал, не стала бы спрашивать.

-Странный он все-таки… твой брат. Ну да ладно. Все просто и сложно, Лирамель. Когда я понял, что болезнь Кайла не пустяк, как он меня уверял, то тут же отправил в Замок депешу. Кайл никогда не бросал слов на ветер и не отступался от своих планов. Если он задумал насолить сыновьям Лирдана, отправив тебя на тот свет, то непременно бы это сделал. День ото дня ему становилось все хуже, он даже согласился на лекаря. Я видел, что мысли нарушить данное слово, посещают племянника все чаще и чаще… К счастью, Карл по моим отчетам сумел понять природу болезни и через Натана передал снадобье, которое полностью купировало боли. Я стал тайком добавлять его Кайлу, и он вскоре успокоился, решив, что лечение помогло. Герцог таял на глазах, а я улыбался, потому что это был единственный способ спасти тебя от смерти, а род Каэлов от позора. Но, несмотря даже на лекарство твоего брата, умирал он в жутких муках, хотя и довольно скоротечно… Достаточно скоротечно, чтобы приказ отрубить королеве голову, не пошел дальше моих ушей.

-Мне жаль.

-Не преувеличивай.

-Нет, мне действительно жаль, Шаддан… – искренне заверила я. – После нашего разговора в Бартайоте, я немного поняла его… Все мы в какой-то степени заложники времени, ведь так? Только роли у нас оказались разными.

-Что-то в этом роде, – он закашлялся. – И все же, выбор был всегда. Кайл, к сожалению, слишком часто делал его не верно. Он шел на поводу у своих чувств и амбиций и, поверь, прекрасно это понимал. Только единожды я по-настоящему гордился им: когда он женился на принцессе Крови. Тарэм чуть не убил его за это – в прямом смысле.

-Как же дядя сумел обойти Совет и согласие рода? – полюбопытствовала я.

-Девчонка была на сносях и никто уже не мог ничего сказать… В итоге игру он Тарэму подпортил изрядно. Конечно, не только долг перед родом, но и собственные, далеко не добродетельные мотивы, толкнули его на этот шаг. Но все-таки, немного благородства тут было.

-Я иногда думаю, что Параман вобрал в себя все самое лучшее, что могло бы быть в его отце. Он мог стать замечательным королем, если бы я не вмешалась и не прервала бы тогда коронацию... Вернее, если бы меня вообще не было на свете.

-Что об этом говорить! – Шаддан перехватил вожжи в одну руку и пригладил растрепавшиеся волосы.

Было трудно судить в темноте о выражении его лица – я видела только профиль и отблески звездного света в прищуренных глазах. Но, чувствуя волну уверенности и покоя, исходящие от него, невольно успокоилась сама. После того, как я оставила Якира в Ровмене, мне так не хватало чьего-то сильного плеча…

-Надеюсь, теперь, когда клятва больше не связывает тебя, мы сможем друг другу доверять? – спросила я и тут же услышала его тихий смешок.

-Лирамель, Лирамель… Ты ничуть не изменилась! Вертишь людьми, как хочешь, зная, что тебе невозможно отказать. Неужели искренне поверишь, если я просто скажу: «да»?

-Тебе поверю, – я пожала плечами, пропустив насмешку мимо ушей. – Ты прекрасно знаешь, что немного на свете людей, кому бы я задала подобный вопрос и ожидала бы получить серьезный ответ.

Старик повернул ко мне голову.

-Тогда я уже сказал. Если что-нибудь поменяется, по старой дружбе сделаю для тебя исключение и предупрежу заранее.

Некоторое время, может час, может больше, мы ехали молча, лишь изредка перекидываясь ничего не значащими фразами касательно дороги. Вскоре я заметила, что Шаддан начал клевать носом и предложила его сменить.

Старик отдал вожжи беспрекословно и тут же, прислонившись к деревянному поручню, со вздохом закрыл глаза. Ему было не привыкать спать сидя или верхом: люди, которые большую часть жизни проводят в странствиях, привычны к подобным вещам. И все же, было его жаль. Легко осуждать и ненавидеть за проступки, за то зло, которое человек причиняет… И гораздо труднее попытаться поставить себя на его место, понять причины, ситуацию, попытаться оправдать. Когда я находилась на грани отчаяния, Шаддан стал единственным человеком, оказавшим мне поддержку. Сложно было уравновесить невольную симпатию и сухие факты его участия в своей судьбе. Убийца, уничтоживший моих родителей, пытавшийся лишить жизни меня и братьев... Разумеется, он делал все возможное, чтобы помешать нам свергнуть Кайла. Однако это было делом прошлого и, насколько я знала, он им никогда не гордился, равно, как и не сожалел. Такова была его клятва – защищать единственного племянника и расчищать ему дорогу к трону.

Я не могла не признать, что у моего отца, Лирдана, после того, как он встал в оппозицию к Тарэму и отказался прервать свой род, не оставалось никаких шансов. Шаддан понимал это, когда соглашался стать тенью - первым цареубийцей за всю историю, начиная с короля Арматея. В то время, благодаря интригам Совета, выбора не было ни у кого. Что касается меня, то, как и многие, он был уверен, что дальнейшее мое существование будет нести угрозу не только для Кайла и Совета, но и для всего Королевства. Ни один Шаддан так думал… И в то время, и сейчас, все, кто оставался верен Орден, разделяли подобные настроения.

В последнем походе я сама была виновата, доверившись человеку, которого едва знала – Карл понял ситуацию, даже не видя его, только по моим рассказам. Почему я полюбила Шаддана, уже другой вопрос. Во-первых, он нравился мне как человек, ведь его преступления были продиктованы не какими-то личными выгодами, а глубочайшей верностью и любовью к своему племяннику. Я всегда восхищалась подобными людьми. Во-вторых, в трудные для меня дни, старик проявил редкое благородство, и я точно знала, что вопреки уродливому пласту прошлого, он искренне полюбил и меня, и Мариэль. Если бы это было не так, Карл убил бы его, исполнив долг принца Крови. Брат хорошо разбирался в людях, и, хотя часто упрекал меня в наивности, сам нередко полагался на интуицию, доверяя тем, кому логика подсказывала не доверять. А еще он умел прощать. Так было, например, с Параманом. Несмотря на роль, которую играл наш кузен в планах Совета, и обоюдную антипатию, Карл с самого начала старался держать его поближе, ценя, как человека мудрого и благородного. И если теперь брат доверил Шаддану нечто важное, то, что не мог сказать открыто даже мне – я могла не переживать за сделанный выбор.

Пахло осенью. Звезды, дорога, скрип колес, свежий ветерок, шелестящий увядающими, но еще не опавшими листьями – все уже было осенним. Раньше я так остро не замечала бесконечные смены времен года, было все равно весна ли или лето, зима или осень – все нравилось одинаково. Теперь же становилось грустно, когда улетали ласточки, а деревья обнажали черные ветви. Возможно, это было связано с возрастом, ведь годы уходили, и позади их становилось постепенно больше, чем впереди. Я жила на свете уже четвертый десяток лет, и за них случалось много и хорошего и страшного, но в памяти все это умещалось в какой-то краткий, яркий и безумно далеко ушедший миг!