Демьян Бедный - Стихотворения, эпиграммы, басни, сказки, повести (1908 — октябрь 1917)

Жил-был поэт. Да суть не в этом
Пожалуй, будь себе поэтом.
Но ежли ты к тому еще и сумасброд,
Готовый все отдать за трудовой народ,
Аминь! К какой ты там ни прибегай уловке,
Хоть в сверхэзоповский задрапируйся стих,
Твой жребий предрешен: молодчиков таких
Не гладят по головке.
А между тем поэт, о коем нынче речь,
И не умел себя и не хотел беречь:
Пусть, мол, враги его лютуют, как угодно, —
Он пишет все свободно!
Свободно… до поры.
В один хороший день поэт, как туча, мрачен,
Злым вихрем будучи на улице подхвачен,
Влетел в тартарары!
Загоготали тут вокруг него шайтаны:
"Ну, выворачивай карманы!"
"Живее! — выл старшой. — Подумаешь, упрям.
Поудим сами… Стой!.. Съесть хочешь подзатыльник?!
Ой-ой! Держи, держи! Что это? А?.. Будильник?!"
"Ой, бомба! — пятяся к дверям,
Удильщик спал с апломба. —
Ой, бомба!"

Гремит замок. Упал засов.
Возвращена певцу свобода,
Но возвращения часов
Пришлося ждать ему полгода.
"Будильник! Здравствуй! То-то, брат,
В аду, нагнал ты перепугу!"
Поэт будильнику был рад,
Как можно радоваться другу!
А самого уж, глядь, прошиб холодный пот,
И сердце сжалося, как пред лихим ударом;
Будильник явно стал не тот!
В охранке пробыл он недаром!
Хоть развинти, хоть растряси,
Брани его, моли, проси, —
Ну, хоть бы что! Стоит. Ни звука.
"Так вот она какая штука!
Мне за добро ты платишь злом?
Так черт с тобой, ступай на слом.
И без тебя я жил не худо!"
Как вдруг на улице, — о, чудо! —
Положенный в карман, будильник стал стучать,
Но с перерывами. Поэт стал примечать:
Чуть только рядом шпик завьется,
Будильник сразу весь забьется:
"Тик-тик, тик-тик!" —
Гляди, мол, шпик!
Поэт тут со смеху ну прыскать,
Да всюду рыскать,
Да открывать Иуд,
Чтоб после вывесть их на всенародный суд,
Соорудив на эту тему
Поэму!

Уж до конца скажу, как человек прямой:
Будильник-то ведь — мой!

Бьется сердце у Ариши.
Вся — комочком возле Гриши,
Возле братца-малыша,
Прикорнула, чуть дыша.
Ей и страшно и приятно.
"Ой, как, бабушка, занятно!
Ну еще, бабуся!.. Ну?..
Скажь мне сказочку… одну…"
За стеною ветер злится,
То в окошко постучится,
То захмыкает в трубу:
Бу… бу… бу!..
"Буду, буду… Не забуду…
Псы завыли — к худу… к худу…
Путь далекой не манит…"
Бабка тихо бубонит:
"Отправляясь в путь-дорогу,
Помолися, детка, богу,
Божью помощь призови, —
Но и беса не гневи.
Бес — он всюду… всюду… всюду…
От него — вся пакость люду,
Всяка скорбь и маята,
Разоренье живота…"
За стеною ветер злится,
То в окошко постучится,
То захмыкает в трубу:
Бу… бу… бу!..
Спит Ариша под овчиной,
Спит и бредит чертовщиной,
Вся дрожит-горит в бреду.

Ну-тка к сказке перейду!

Эко дело! Эко дело!
Как ведь время пролетело!
Был мороз, и вот — жара;
Вместо снежного бугра
Под окошком — куст зеленый,
Запыленный, опаленный;
Спит Кудлаша в холодке;
Куры роются в песке;
Вьются ласточки под крышей;
Препотешно пред Аришей
Воробьи в густой пыли
Злую драку завели.
"Где же, батя, мать и Гриша?
Где же бабка?" — И Ариша,
Утирая пот с лица,
Громко кличет мать, отца…
Никого. Арише жутко.
Глядь, во двор бежит Гришутка:
"Здесь я! Вот я! Дашь поесть?
Аль уж время в поле несть?"
Вся тут жуть с Ариши спала:
"Ох, я голову проспала!
Да, никак, теперь страда?" —
И скорей — туда, сюда;
Здесь поищет, там пошарит.
Воду носит, кашу варит
Для жнецов родных своих:
Поспевает за двоих.
Каша сварена в минутку.
Накормив вперед Гришутку,
В поле шлет его с едой —
Хлебом, кашей и водой.
Узелки все увязала,
Все, что надо, наказала —
Главно, мол, иди шажком,
Не размахивай горшком.
От жары устав и дела,
Долго вслед мальцу глядела
И крестила сонно рот,
Прислонившись у ворот.
Вдруг — в испуге обернулась,
Побледнела, пошатнулась,
Зачуралась трижды вслух:
"Чур меня, нечистый дух!
Сгинь туда, откуль явился!"
По деревне вихорь вился,
Крутень, чертов хоровод:
С диким ревом самоход
По дороге мчался тряской.
Вслед за чертовой коляской,
Растянувшись в длинный ряд,
Черный двигался отряд.
Ближе… ближе… С гиком-криком
В самоходе, страшен ликом,
Развалился сам старшой.
"Знать, за чьею-то душой! —
Так Ариша рассуждает,
Лютой смерти ожидает,
Плачет: — Господи, прости!
Только братца бы спасти!
Ежли дале путь направят,
Беспременно ведь задавят.
Сгинь, мара лихая, сгинь!
Свят-свят-свят! Аминь-аминь!"
Тут — отколь взялася сила? —
Трах! Ариша угодила
Камнем прямо в самоход
И, спасаясь, в огород
Задала бедняжка тягу:
"Где-нибудь во рву прилягу!"
Сзади крик: "Лови!.. Держи!..
Стой!.. Аркань ее!.. Вяжи!.."
И поймали, и связали,
И старшому показали:
"Вот, разбойница, она!"
Ухмыльнулся сатана,
Ухмыльнулся, улыбнулся,
Крякнул-ахнул, поперхнулся
И, насупившись, как ночь,
Грозно рявкнул: "Чья ты дочь?"
"Фа… Фаддея…" — "Так, Фаддея.
Привести сюда злодея,
Да живее, черти, ну!"
И Фаддея и жену
С поля шустрые анчутки
Притащили в две минутки.
У старшого рот свело, —
Рявкнул он на все село:
"Эт-то ваше, что ли, чадо?
Проучить вас, гадов, надо —
Добрых всыпать вам плетей
За распущенность детей!"
"Ваша власть и ваша воля".
Между тем анчутки с поля
Всех пригнали мужиков.
"Вот народец здесь каков! —
Сатана озлился пуще. —
Разберись-ка в этой гуще!
Ну, да я уж разберусь!
Уж до вас я доберусь!"
"Ох, ни в чем мы не причинны,
Не причинны, не повинны. —
Загудела вся толпа: —
Ведь девчонка-то глупа!"
"Что?! — Кругом шипела нежить. —
Всех бы надо проманежить,
Всем бы наперво накласть!"
"Ваша воля — ваша власть".
Много было суматохи:
Брань, и крик, и плач, и вздохи…
Как умчался самоход,
Долго чухался народ:
"Где ж Фаддей-то, братцы?"
"Нету".
"Взяли, стало быть, к ответу".
"Вот беда-то! Вот беда!"
Устремись бог весть куда,
Ничего вокруг не слыша,
Горько плакала Ариша,
Припадала до земли:
"Тять-ку… чер-ти… у-ве-ли!"
За стеною ветер злится,
То в окошко постучится,
То захмыкает в трубу:
Бу… бу… бу!..
Спит Ариша под овчиной,
Спит и бредит чертовщиной.
Кто б, ребятушки, сходил,
Кто б Аришу разбудил,
Приласкал бы, прилелеял,
Сны ей черные развеял —
Всю треклятую беду,
Что мерещится в бреду?!

Весенним теплым днем
Свинья с конем,
Гуляя по двору, нашли клочок газетки.
Савраска грамоту немного разумел,
Так потому прочел хавронье, как умел:
"Про-вин-цияль-ные заметки!..
Про-вин-цияль-ные… Словцо-то, бог ты мой!"
Конь долго разбирал. Свинья коню внимала,
Хоть ни черта не понимала.
"В борьбе с бесправием и тьмой…
В порыве к истине и свету…
Наш пред народом долг прямой…"
"Брось, — хрюкнула свинья, — ужо нашли газету!
Плетет незнамо что, а главного и нету:
Насчет помой!"