Демьян Бедный - Стихотворения, эпиграммы, басни, сказки, повести (1908 — октябрь 1917)

Шли дела меж тем все хуже:
Петля стягивалась туже
У врага — от пушек гром,
А у наших: за бугром
Батареи — для парада:
На пять пушек два снаряда.
Раз-другой, коль что, пальни,
Но уж больше — извини.
Где ж тут "доблестно" сражаться?
Впору б только удержаться.
Наши части под огнем
Убывали с каждым днем;
Отбиваяся штыками,
Гибли целыми полками,
Каждый час со всех сторон
Наносился им урон,
Не давала смерть пощады:
Днем косили их снаряды,
А среди ночной поры —
Ядовитые пары.
Гибло войско безответно,
Но кой-где уже заметно
Падать стал "военный дух",
И уже роптали вслух.

Какой-то барабан — хороший аль плохой,
Вам скажет кто-нибудь другой:
Аз, грешный, мало смыслю в коже
И в барабанном бое тоже.
Но суть не в этом. Барабан,
Замест того чтоб тлеть средь всякой лишней рвани,
При сборах брошенный случайно в шарабан,
С обозом полковым попал на поле брани.
И хоть обоз стоял, как водится, в тылу,
Но в боевом пылу
Наш барабан решил, что, в виде исключенья,
Попал он на войну по воле провиденья, —
Что "сокрушит" аль "оглушит",
Но некий подвиг он, конечно, совершит.
И вот, когда пехота,
За ротой рота,
Рассыпав осторожно строй,
В глубокой тишине шла в бой под кровом ночи,
Забарабанил наш герой
Что было мочи!
Взметнулся бедный полк!..

Нет, я умолк!
Про полк прочтете все вы в боевых анналах, —
Про барабан — скажу, что, к нашему стыду,
Его хрипящий бой в ту пору был в ходу…
Во всех газетах и журналах!!

Были дни: возьмешь газету,
Дочитать терпенья нету.
Не узнать совсем писак:
Не перо у них — тесак.
Так и рубят, душегубы.
Затрубили во все трубы,
Барабанят что есть сил,
Словно шмель их укусил.
Вдруг на всякие манеры
Про высокие примеры
Дисциплины боевой, —
Поднимают лютый вой;
Накликая злые беды
Против тех, кто ждет победы
Не царевых воевод,
Не помещиков-господ,
А победы всенародной
Рати нищей и голодной
Над оравой палачей,
Злых властей и богачей.
И статьи тебе и оды
Про блестящие походы,
Про геройские дела,
Про двуглавого орла,
Про царьградский щит Олега:
Как, мол, русская телега
Через тысячи преград
Мчит прямехонько… в Царьград!
То-то будет шум в Европах!
Ждут-пождут газет в окопах,
Как желаннейших гостей:
Нет ли, мол, каких вестей —
Хоть строки! — о мире скором.
Но газеты общим хором:
Тру-ру-ру да тра-ра-ра!
Что ни слово, то — "ура!"
"Что строчат, лихие гады!"
"Ну, чему они так рады?"
"Мало радости, кажись:
Ведь дела — хоть в гроб ложись".
"Аль они там все ослепли?"
Средь окопов слухи крепли,
Что газеты — не таё:
Подрядились на враньё!
Может, Правда где и бродит,
Да к окопам не доходит,
В письмах тож ей не пройти:
Гибнут письма по путч
От цензуры постоянной, —
Чтоб ей лопнуть, окаянной!
Шло меж тем из уст в уста,
Что, мол, штука не чиста, —
Прибежал кой-кто из плена,
Говорят: у нас — измена!

В деревушке поутру
Было дело на смотру.
Брови сдвинувши сурово,
Командир сказал: "Здорово!"
Гаркнул полк по всей статье:
"Здра… жла… ва… ско… бро… ди…е!!"
"Молодцы! Видать, что хваты!
Почему ж у нас, солдаты,
Что ни ступим, то беда?
Знайте все: из-за жида!
Подлый жид-христопродавец
С немцем снюхался, мерзавец!
Жид — потомственный шпион.
Мой приказ — для вас закон:
Для жида и для жидовки
Не жалели чтоб веревки;
Нет веревки — не урон:
Разряди тогда патрон!"
Ох, не скрыть! "Наука" эта
Много душ свела со света,
Злой росток дало зерно:
Много рук обагрено
Чистой кровью жертв невинных!
Не исчислить списков длинных,
Списков горестных имен
Всех, кто зверски был казнен.
Скоро поняли солдаты:
Не "жиды" тут виноваты!
Что "жиды" — один отвод,
Чтобы с толку сбить народ.
Что измена — где-то выше,
Что огонь — на самой крыше,
И давно разнюхать след:
В чем же корень наших бед?

Все в стихах выходит гладко,
А на деле — ой, не сладко!
Не пирог был на меду —
Жизнь в пятнадцатом году.
Но к чему — скажу я честно —
Повторять, что всем известно:
Быль худую повторять,
Злые раны ковырять?
Не вернуть Карпат нам снова,
Не видать нам больше Львова.
Что в чужое взор вперять?
Своего б не растерять.
А потеряно немало.
Наше войско отступало
Из залитых кровью мест.
Сдали Люблин, Холм и Брест, —
Уничтожив переправы,
Отошли из-под Варшавы;
Потеряли Осовец;
Сдали Ковно под конец.
Фронт прорвавши нам под Вильно,
Потрепал нас немец сильно,
Выбивал нас, как мышей,
Из болот и из траншей, —
Искалеченных, недужных,
Тощих, рваных, безоружных,
Виноватых без вины,
Гнал до самой до Двины.
От дальнейшего отхода
Нас спасла лишь непогода,
Дождь осенний проливной.
Вот как шли дела с войной!

Всюду — слухи, всюду — толки,
Как у нашего Миколки,
Православного царя,
Мозгу, правду говоря…
Нету мозгу, есть замашки —
Больше все насчет рюмашки.
Царь допреж того гулял,
Дядя ж фронтом управлял,
До Двины ж когда доправил,
Царь от дел его отставил
И — ликуй Расея вся! —
Фронтом править сам взялся
(Кой-кого пред тем повесил).
В ставке царь и пьян и весел,
А царица той порой
Занялась другой игрой:
Хоть в мешке не спрятать шила,
Но досель она грешила,
Как-никак — исподтишка,
Заведя себе дружка.
Про Распутина про Гришку
Написал уж кто-то книжку,
Раскопал всю грязь до дна, —
Срамота, скажу, одна.
Царь, доверившись супруге,
Сам души не чаял в "друге".
Был царев о Гришке суд:
Гришка — божий-де сосуд!
А когда, себе на горе,
Царь в воинственном задоре,
Дома бросивши жену,
Снарядился на войну,
Гришка с царскою женою
Грозно правил всей страною.
У Гришухи круглый год
Мироносиц хоровод,
Раздушенных, оголенных,
Блудной страстью воспаленных.
Стая целая графинь,
Дам придворных да княгинь
За "божественным сосудом"
Бродит всюду, как за чудом,
Ждет божественных утех,
А царица — пуще всех!

Государственная дума
Коротала век без шума,
Зашумела лишь тогда.
Как надвинулась беда.
Дума выла-голосила,
Царя-батюшку просила:
"Государь ты наш, отец,
Пожалей нас наконец!
Нам немногого и надо:
Собери лишь наше стадо
(То-бишь думских главарей!)
На совет большой скорей
Пред разрухой, нам грозящей.
Для твоей для славы вящей
Напряжем охотно мы
Наши мудрые умы:
Пусть стране родной привычно
Горе мыкать горемычно, —
Ей лихую тяготу
Больше несть невмоготу.
Объяви своим указом,
Что твоим мы будем глазом,
Что пред нами на правеж
Ты поставишь всех вельмож.
В огражденье от напасти
Нам не нужно вовсе власти,
Весь наш лозунг и пароль:
Лишь контроль! Один контроль!"
Царь — к жене. Жена — за Гришку.
Гришка — Штюрмера подмышку {*}.
{* Б. В. Штюрмер в 1916 г. был
председателем Совета министров.}
"Вот шта, милай: так и так.
Сам смекаешь: не дурак!"