Н Джеймисин - Сто тысяч Королевств

Самой кузины не было, но прямо за подием виднелся ещё один коридор, по видимости, ведущий в личный покои хозяйки. Похоже, меня специально терзают ожиданием, вздохнула я про себя и настроилась ждать, заодно оглядывая всё по сторонам. Тогда мои глаза и наткнулись на него.

Он сидел, опершись спиной на широкий оконный переплёт (один из многих, тянувшихся вдоль стен), в позе не столь небрежной, как надменной, подтянув под себя одно из колен, и с ленцою склонив голову набок. Мне потребовалась пара минут, чтобы с удивлением осознать: незнакомец был полностью наг; то что я поначалу приняла за одежду, был шлейф очень длинных волос, свисающих с плеч плащом и почти полностью прикрывающих тело. Не сразу, но я догадалась, кто он (по коже скользнул холодный озноб). Ньяхдох.

Или, во всяком случае, очень похож на него. Привычно красивое лицо сейчас смотрелось как-то… странно; и я скоро поняла почему: впервые оно было успокоенным, неизменным — одно (единственное!) лицо, одни (чёткие!) черты лица, а не то бесконечное, хаотичное изменение, что я привыкла видеть. Тёмно-карие глаза, а не зияющие провалы тьмы, упрямо встающие в памяти; бледная кожа, но то была присущая людям белизна, наподобие амнийской, а не мерцающая лунным или звёздным светом. Он уставился на меня ленивым взглядом, недвижимый (двигались, смаргивая, одни лишь ресницы), слабая улыбка расползлась по бледным губам, чересчур тонким на мой вкус.

— Привет, — произнёс он. — Давненько не виделись.

Разве мы не виделись накануне?

— Доброго вам утра, лорд Ньяхдох, — поприветствовала в ответ, скрывая за вежливостью подкатившее к горлу беспокойство. — Вы… как себя чувствуете?

Падший шевельнулся — как раз настолько, чтобы я заметила тонкий обруч серебряного ошейника, обхватывающего шею — и цепь, свисающую по груди. И тут меня озарило. Днём я — человек, он сам говорил об этом. Ночью властью Пресветлого Итемпаса его сдерживает цепь, но днём он слабеет. И… сменяет облик. Сколь я не искала, безуспешно: в дневном обличье не таилось того безумия, с коим я столкнулась в первую ночь в Небесах. На месте его светился один холодный расчёт.

— Прекрасно. — Он медленно облизнул кончиком языка губы, подобно тому как змея, высовывает жало, чуя добычу. — Проводить день со Скайминой, как правило… приятно. Хотя и быстро наскучивает. — Секундное молчание, просто чтобы перевести дыхание. — Впрочем, меня спасает разнообразие.

Я не сомневалась, что он имел ввиду: глаза так и шарили по мне, мысленно раздевая. Похоже он решил меня вывести из себя, но, как ни странно, добился ровно противоположного — мысли внезапно обрели чёткость и ясность.

— Отчего жы вы на цепи? — поинтересовалась я. — Живое напоминание о слабости?

Брови приподнялись в фальшивом удивлении, а что вернее, — мгновенно почуяв интерес, пробуждённый словами.

— Так вот что волнует вас?

— Нет, — бросила я в ответ. Но хищно прищуренные глаза вперились в меня, уличая во лжи.

Он подался вперёд, цепь тихо забренчала, словно прокатившийся вдали звон колокольцев. Его глаза, человеческие глаза, голодные глаза, снова безжалостно сдирали с меня одежду. Но в этом взгляде не было ни капли желания.

— Ты не влюблена в него, — сказал он задумчиво. — Ты не настолько глупа. Но ты хочешь его.

Нет ; но в последнем я уж точно не собиралась сознаваться. Особенно — ему. Было что-то пугающее в этом Ньяхдохе; верх глупости — давать перед ним слабину.

Покуда я молча обдумывала ответ, он широко ухмыльнулся.

— Ты можешь иметь меня.

Заманчивое предложение, что и говорить. На одно короткое мгновение меня взбудоражила одна только мысль, что я могу согласиться. Но зря волновалась, единственным чувством, бурлящим внутри, было отвращение.

— Благодарю покорно, нет.

Он быстро отвёл глаза, в слабой имитации вежливого смущения.

— Понимаю. Перед вами просто человеская оболочка, а вам требуется нечто большее. Я не виню вас. Но… — Его взгляд метнулся ко мне из-под ресниц. Пугающее, значит? Как же! Если что и скрывалось за этой маской, то зло . Чистое, беспримесное зло. Садистское ликование, упивавшееся ужасом тех самых моих воспоминаний; и тем страшнее было то, что сейчас он казался абсолютно нормальным. И эта личина Ньяхдоха вполне могла быть той, что давала пищу предостерегающим церковным легендам и оборачивала злой реальностью детские страхи перед темнотой.

И мне совсем не нравится находиться с ним в комнате один на один. Ни секунды больше.

— Ты же сама понимаешь, — протянул он. — Тебе никогда не заполучить его. Ни за что. Никак. Твоё слабое человеческое тело, твой разум рассыпятся в труху, как яичная скорлупа, под натиском его силы. Тебе не спастись, просто вернувшись домой, в Дарр.

Скрестив руки на груди, я многозначительно уставилась в сторону коридора за "троном" Скаймины. Если она так и собирается держать меня в ожидании, то пора уходить.

— Меня, пусть… Внезапно, вскочив на ноги, он бросился через всю комнату прямо ко мне.

Поражённая, я утеряла всё своё безразличие и, оступишись, подалась назад, пытаясь избежать встречи с лицом к лицу. Слишком медленно. Он успел поймать меня за руки. Я и представить не могла, что он настолько велик, выше более чем на голову, с хорошо развитой мускулатурой. Видя падшего в ночном обличье, было как то не до того, теперь стоило пожалеть о своей неосведомлённости, воочию лицезрея (и ощущая), насколько он опасен. Даже такой.

Что он и продемонстрировал собственноручно. Крутанув спиной к себе и снова жёстко стиснув. Сколь ни выдирайся, крепкая хватка сдавливала запястья с такой силой, что глаза заслезились от боли, и я закричала. Бороться было бесполезно, и я сдалась, лишь тогда он ослабил давление.

— Ты можешь вкусить его, с моей помощью, — шёпот раздался у самого уха. Жаркое дыхание опалило шею; кожу, нет, всё тело объяла дрожь. — Я мог бы объезжать тебя весь день…

— Отпусти меня. Немедленно! — Я процедила приказ сквозь зубы и взмолилась, чтобы он сработал как надо.

Чужие руки расжались, но отпускать не торопились. Это сделала я, вырвавшись и развернувшись к нему лицом, возненавидев себя, стоило увидеть расползающуюся по его лицу ухмылку. Холодную, злую ухмылку, от одного вида которой становилось ещё хуже. Было ясно как день — он хотел меня. И не только моё тело. Его влёк мой страх, моё отвращение, вроде того, мгновением ранее. Он наслаждался болью, что причинял мне, безжалостно сдавливая руки.

А что хуже всего: он смаковал ту секунду, когда меня обожгло пониманием — не лгал, ни единым словом Ньяхдох не лгал мне. Моя вина, я совсем забыла: ночь — время не просто совратителей, но насильников, не просто страсти, но насилия. И это существо было им. И моей возможностью изведать любви Владыки Ночи. Пресветлый Итемпас, помоги мне, если когда-нибудь я обезумею настолько, чтобы возжелать большего.