Алексей Пехов - Золотые костры

— Значит, сюда вас привел нюх? — Я шел рядом с инквизитором, тогда как хмурый ун Номанн, не одобряющий все происходящее, неохотно шагал позади.

— Ну, и правильные вопросы правильным людям. Они — основа всякого розыска. Желаете узнать, что сказали мне эти люди, мастер?

— Извольте. — Мне действительно было любопытно.

— О, всего лишь мелочь, которая дала мне направление для поиска. Что бургграф любил женщин.

— Это не было секретом. Я тому примером, — буркнул бастард.

— О да, господин ун Номанн. Прелюбодеяние встречается столь часто, что все давно перестали обращать внимание на такие мелочи. Но излишняя любвеобильность в итоге погубила вашего, без всякого сомнения, греховного батюшку. Хотите, расскажу, как все было? — Инквизитор грустно улыбнулся. — Ему наскучили шлюхи, и он захотел чего-то нового и запретного. Невесту Христа, к примеру. В итоге он заполучил ее, чем совершил серьезный проступок, и, чтобы скрыть его, убил свою жертву.

— Серьезное обвинение, инквизитор, — нахмурился тот.

— Я могу себе это позволить. Убил, изуродовал, бросил тело на улице. Ее записали как неизвестную и похоронили здесь же. В одном лишь ошибся ваш отец, господин ун Номанн. Он взял ягненка из овчарни, в которой живет волчица, и кто-то из этих добрых монахинь узнал о случившемся. И вместо того, чтобы пойти к нам или к светским властям с информацией о злодействе, она решила разобраться собственными… точнее, дьявольскими силами.

— Чем привлекла внимание к монастырю, — проронил я. — Думаю, она молода.

— Глупа, вы хотите сказать? — Отец Себастьян остановился, прислушиваясь. — Да. Глупость часто соседствует с молодостью. Опытная ведьма никогда бы не пошла на такой риск. Поцелуй смерти! Слишком заметно. Гораздо заметнее наговоров на хворую болезнь, оступившуюся лошадь или яд в стакане молока.

— Все это бездоказательно, — упорно возразил ун Номанн.

— Пока — да. Но дайте мне пару дней, и доказательства будут.

— Доказательства, выбитые под пытками! А честь отца в это время будет полностью растоптана.

— О, не волнуйтесь на сей счет. До тех пор пока все не станет известно точно, это всего лишь частная беседа и слишком разгулявшееся воображение инквизитора, — с иронией произнес Пес Господень, вступая в монастырь.

Здесь все еще остро пахло порохом, лежали окровавленные части тела привратницы. Инквизитор равнодушно перешагнул через труп и вывел нас во внутренний монастырский дворик — очень красивый и уютный, несмотря на зиму и снег. Здесь был чудесный сад, чуть дальше начинались огороды с теплицами, прямо напротив них стояла осушенная чаша каменного фонтана.

Монашек выводили сюда. Кто-то шел добровольно, кого-то тащили волоком. Кто-то молчал, кто-то рыдал, кто-то просил у Бога защитить их. Пока женщин собралось три десятка, но каждую минуту приводили новых и новых, сгоняли в кучу, словно овец, под присмотр людей в серых рясах и воинов, вооруженных арбалетами.

Все кларисски выглядели ошеломленными. По крайней мере у двоих были разбиты лица. Возможно, они сопротивлялись, когда инквизиторы срывали с них платки и покрывала, открывая волосы.

— Ну, давайте посмотрим на пока еще неполный улов. — Отец Себастьян прошел мимо женщин, внимательно изучая их, заглядывая в глаза.

Некоторые, не выдерживая его взгляда, отворачивались, другие начинали молиться еще громче, третьи, не веря в происходящее, продолжали плакать. Лишь одна старуха с растрепанными седыми волосами смело сказала ему:

— Господь покарает тебя за это преступление!

— Быть может, сестра. Быть может. Но Он знает: все, что я делаю, делаю во славу Его. А можешь ли ты это сказать о себе?

— Я чиста перед Господом!

— Хорошо, если так, — ответил он и пошел дальше.

Заплаканная монашка, совсем еще девчонка, упала перед ним на колени, жалобно зачастив:

— Я ни в чем не виновата, святой отец! Я всего лишь два месяца в этом монастыре и не делала ничего преступного. Сжальтесь!

Отец Себастьян поднял ее и, утешая, поцеловал в лоб, ласково ответив:

— Не меня ты должна просить о жалости, сестра, а Господа нашего. Ибо всем сердцем любит Он детей своих, даже тех, кто оступился, но раскаивается в своих проступках.

— Я раскаиваюсь! — с жаром воскликнула та. — Раскаиваюсь, святой отец! Я невиновна.

— Невиновна в чем? — быстро спросил он. — Не лги мне.

— В грехах.

Отец Себастьян лишь сокрушенно покачал головой и спросил у меня:

— Вы не рады происходящему, мастер?

— Не рад, — не стал отрицать я.

— Победе над дьявольщиной?

— Не играйте словами, отец Себастьян. Мы же с вами не дети.

Тот кротко поднял руки:

— Я всегда забываю, что стражей, в отличие от других, лепят из более прочного теста. Простите мои привычки, мастер. Но неужели вы все еще считаете, что здесь невиновные?

— Я вижу лишь испуганных женщин.

— Дьявол любит принимать невинные облики. Я не ловлю рыбу в пустых заводях. Прошу за мной.

Он подозвал тощего клирика в сером, и тот, шепнув что-то начальнику на ухо, направился указывать нам дорогу.

Мы прошли через трапезную к кельям, поднялись по узкой лестнице на второй этаж, в молельную. Здесь на полу лежали разбросанные книги. Отец Себастьян рассеянно высморкался, перевернул носком ботинка один из томов, хмыкнул и перевел взгляд на монахиню, находившуюся под пристальным наблюдением трех подобравшихся инквизиторов.

Женщине было за пятьдесят. Высокая, сухая, с седыми волосами, разметавшимися по плечам. Ее губы были гневно сжаты, а глаза метали молнии.

Возле алтаря лежало изрубленное мечами тело монашки.

— Ты перешел все границы, Себастьян! Божье наказанье настигнет тебя! Ты не имел никакого права трогать нас без разрешения ординарной консистории! [38] Собрание кардиналов для решения важных вопросов. В том числе и для разрешения инквизиции жестко действовать на территории монастырей, военных ординариатов, аббатств и епископств в обход епископа, настоятеля или аббата.

— Ты слишком заигралась, Аглая. Под твоим попустительством в этих стенах развелось зло и растеклась тьма. Я отвечу перед Риапано, если у коллегии кардиналов возникнут ко мне вопросы. Но разрешение епископа у меня с собой. Если помнишь, не далее как полчаса назад я говорил вам о нем, прежде чем взорвал ворота.

— Мы не делали ничего плохого! Устав запрещает впускать мужчин дальше преддверия. Ты хотел провести в сердце монастыря сотню солдат! Я не вправе открыть…

Отец Себастьян сделал едва заметный жест, и стоявший позади настоятельницы инквизитор накинул ей на шею удавку, закрепленную на специальном шесте. Такими обычно ловят бешеных собак, чтобы те не могли добраться до человека.