Мариан фон Штауфер - Либер Хаотика: Нургл

Пометки (с. 287):

1. Пока я лежу, беспомощный и недвижимый, я размышляю о том, что я узнал за прошедшие несколько месяцев, и невыносимый ужас вместе с острым чувством отчаяния овладевает мною. Я верил в Зигмара, но эта некогда столь прекрасная часть моей души иссохла. У меня нет веры, откуда ей взяться? Где может человек найти помощь перед лицом столь многих горестей, боли и безнадёжности? Самообладание. *почему-то повторяется 2 раза с незначительной вариацией в начале*

2. Империя есть остров в море страданий и бедствий. Волны подмывают его драгоценные берега, и всякая большая волна угрожает навсегда утопить его, не оставив даже следа. Где же буду я, когда это случится? Наверно, я буду трупом. Но мои знания об этой земле и её народе причиняют мне огромные страдания, когда я размышляю о том, что полагаю нашей окончательной и неизбежной судьбой.

Пометки (с. 289):

1. Я начал создавать бальзамы, чтобы приостановить мою боль. Я обратился ко многим людям, что знакомы с алхимией и составами, могущими помочь моему страшному недугу; и они дали мне указания, что я должен приобрести, смешать и как это употребить, чтобы помочь себе в столь сложной ситуации.

2. Множество из тех веществ, что я использовал, запрещены старинными преданиями, но я не думаю, что у меня был выбор.

… уже полнедели. Инфекция продолжает распространяться, несмотря на мои попытки сдержать её неумолимый натиск. Ампутации не промываются, и вонь от открытых ран такая, что мои ассистенты едва могут зайти в палату с больными. Я опасаюсь, что нужны более решительные меры.

День 21. Повязки, что я наложил на пациентов, уже замараны гноем и спекшейся кровью. Сегодня подтвердились ещё четыре случая. Если бы я мог излечить первого, то, может быть, была бы надежда для остальных. Завтра я попытаюсь пустить кровь и изгнать с ней вредные жидкости.

День 23. Кровопускание было ошибкой. Когда мы приблизились к пациенту, нам показалось, что его повязки движутся сами по себе! Когда мы сняли одежду, чтобы сделать надрез, нечистый поток из личинок, гноя и желчи истёк из раны. Пациент забился в конвульсиях. Прежде чем мы смогли использовать какие-нибудь болеутоляющие, чтобы поуменьшить его безумные содрогания, этот гной начал истекать из каждого отверстия, пореза и ссадины. Боюсь, что мы запаниковали, и на нас попала эта отвратительная мерзость. Когда мы пришли в себя, от пациента ничего не осталось, кроме иссохшего трупа. После этого я заметил два появившихся нарыва на моей…

Я скопировал этот текст из дневника, найденного в сгоревших остатках Монастыря Госпитальеров в Коробеле, Милости Шаллаи. Чтение тома было настолько отвратительным — я был сам не в себе недавно — что я сжёг его. Но этот отрывок застрял у меня в памяти подобно кому в горле.

И вот как закончится мир…

Как всякая жизнь рождена, чтобы умереть, так и все Люди рождены, чтобы гнить. И не может быть избавления в этом мире. С медленным ходом столетий, наши культуры поблекнут, как чахнут и наши тела, и наш пыл остынет с приближением зимы жизни.

Наступит время, и наши могущественнейшие города пойдут трещинами и рассыплются, и наши возвышенные идеалы одрябнут и поникнут. Ибо что есть наши достижения, как не глупые капризы, вызванные гордыней и невежеством?

С годами всё будет забыто. И нет этому исключений.

Ибо кто из нас может избежать хищной пасти Времени? Кто из нас избавлен от неизбежности Распада? Что есть молодого, то может лишь стареть. Что есть цветущего и сладкого, то может лишь становиться иссохшим и горьким. Ничто не вечно, и ничто не может сохраняться не портясь. Такова судьба всех вещей, что привязаны ко Времени, и само время есть брат-близнец Распада.

Так склоните же колени, народы мира. Склоните колени все те, кто примут свою судьбу и тем самым возвысятся над ней. Сдайтесь, уступите, отдайте себя истинному хозяину этого мира.

Отец Нургл есть наш Владыка и повелитель, и будь то раньше или позже, со Временем Он на всё наложит Свою длань.

И вот как закончится мир: не огнём и бурею, но общим вздохом по забытым страстям и потерянной надежде.

Этим утром я шёл через рынок, и тут этот запах обрушился на меня. Где некогда приятный аромат свежеиспечённого хлеба и свежевыловленной рыбы наполнял мой рот слюной и желанием поесть желудок, я внезапно ощутил тошноту и слабость. Мой нос наполнился насыщенным запахом гнили: мясо, висевшее на крюках за мясным прилавком, выглядело лиловым и синюшным из-за порчи, личинки корчились в шевелящихся кучах у ног мясника и он обрушивал свой мясницкий нож на почерневшую плоть на разделочной доске. Товары торговца овощами были лишь грудами плесени и миазмов, издававших резкий сухой запах. Пошатываясь, я побрёл, напуганный и размышляющий о том, откуда исходило это видение. Узрел ли я картину будущего, где землю окутал покров скверны и болезней? Я ушёл с этого рынка потрясённым и расстроенным, в то время как гортанный сдавленный смех звучал в моей голове.

Чума, опустошение, гниль и смерть!

Прим.редактора:Как и в случае с Либер Слаанеш, в Либер Нургл присутствуют не переведенные статьи. В данном случае их 4.