Юлия Андреева - Дерево не выбирает птиц

Вообще проблематично приставать к служанке в доме, полном гостями и сторожащими их покой самураями, но с другой стороны, сумел же кто-то прикончить уже столько народа в этом самом охраняемом доме, так почему же кто-то не мог…

При одной мысли, что вчера где-то совсем близко, возможно в соседней комнате или в саду, произошло грубое насилие и пострадала соседская девочка, Ала передернуло.

— Она вчера весь день была у нас… — Ал избегал смотреть в глаза начальнику стражи, но, по всей видимости, того мучили похожие вопросы.

— Я узнаю, но Рисако-сан вчера все время провела на кухне, она помогала повару и все… все время была на виду. Я не думаю, что…

— Моя дочь вернулась домой веселая, потому что госпожа Фудзико заплатила ей больше обещанного, — поклонился Алу проводивший его в дом старичок. — Она была очень весела, очень…

Распорядившись, чтобы Фудзико выдала соседу денег на погребальный обряд, Ал хотел было продолжить свой путь до казарм, когда молодой оруженосец повалился перед ним на землю, ткнувшись лбом в желтоватый песок.

— Это еще что такое! Формы вам не жалко! — проворчал Ал. — Чего тебе?

— Мне необходимо срочно переговорить с вами. — Юноша покраснел и тут же побледнел, его глаза были на мокром месте, веки опухли.

Они отошли в сторону от остальных.

— Рисака-сан покончила с собой из-за меня, — глотая слезы сообщил он. — Мы встречались с нею, мои родители присылали мне денег, и мы… в общем… я и Рисака-сан, мы…

— Понятно.

— Я думал, что буду наведываться к ней, когда вы будете брать меня с собой в Эдо. Многие имеют временных жен и ничего. А Рисака-сан, она хотела, чтобы я забрал ее с собой в замок Арекусу, а я… — По лицу парня катились слезы. — Это я виноват в том, что госпожа Рисака покончила с собой.

— Понятно. — Ал вздохнул, размышляя над словами самурая, когда за его спиной послышался осторожный кашель.

— Господин, позвольте пару слов? — Начальник охраны выглядел встревоженным, иначе нипочем не стал бы прерывать разговор сюзерена с его слугой. — Парень не виноват. Простите, что невольно подслушал, но… — он низко склонился перед готовым вспылить Алом, — но дело неотлагательное. В общем… — он вздохнул и, подняв глаза на господина, отрапортовал: — Еще две девушки, работавшие вчера на кухне и ухаживавшие за гостями, найдены мертвыми. Сума в канаве за домом гончара, и Намико, служанка Гендзико, в квартале отсюда, за складами.

Повернувшись ко все еще стоящей посреди улицы Фудзико, Ал увидел, как та вычеркивает из списка подозреваемых имена погибших.

Подготовка к отъезду — дело не господское, то есть и господское, конечно, тоже. Даже самые старательные и исполнительные слуги любят, чтобы их усердие отмечалось или хотя бы замечалось. Прошел высокий господин мимо трудящегося в поте лица работника, взглянул на труды праведные, что деньгой одарил. Приятно. Особенно хорошо, коли сам сюзерен или кто из его ближайших сановников вдруг в толпе слуг одного-единственного вакато [16] Вакато — мальчик, еще не самурай. Находится в услужении у самураев, постигая военную науку и готовясь присягнуть господину и опоясаться двумя мечами. углядит. Мальчишка, ясное дело, язык высунувши от усердия, старается, силится, как можно лучше и скорее полученное задание исполнить. Похвала носящему челку юнцу — и для него, и для родителей его вдвойне приятнее, потому как господин, он же в корень зрит. Услужит господину мальчишка, того и гляди до срока велит самурайский пучок делать, лоб точно взрослые брить да два меча у пояса носить! Вот счастье-то! Отсюда мораль — пусть Фудзико берет на себя все заботы по замку, фуражу и содержанию войска, он, Ал, просто обязан хотя бы чуть-чуть вникать в домашние дела. Этих похвалить, этих побранить. Да хотя бы просто кивнуть головой, мол, видел, учел, принял к сведению. Но на этот раз, пожалуй что, придется вновь бросить все на многострадальные плечи супружницы и старшего сына с зятем. Как-нибудь носильщиков они и сами наймут, и основных, и смену, особого провианта в дорогу брать не следует — протухнет на такой-то жаре, а вот воду и саке обязательно. Смену одежды, запасные пеленки для ребятенка — штук пять или даже десять, но не больше. Веера лучше те, что называются «летучая мышь», они и покрепче будут, в смысле, что если ими мух не бить, то вещь сноса не знает. К тому же «летучая мышь» не часто используется в качестве оружия, что в нынешних условиях тоже весьма предусмотрительно. Без лишних сюрпризов до места доберемся. Остановку в пути необходимо сделать с ночевкой. На постоялом дворе, и самого высокого класса. Чтобы без насекомых и чистенько было. Сам-то Ал может и в крестьянском доме заночевать, и в поле, поди, не помрет, но дамы и тем более новорожденный младенец… тут, пожалуй, не одну, а целых две стоянки придется устраивать. Главное, чтобы лишнего с собой не тащили. В замке барахла для всех найдется, нет смысла туда-сюда шмотье перетаскивать. Хотя и Гедзико с Умино, и Минору с Юкки, скорее всего, набрали с собой нарядов, чтобы на празднике пофорсить, перед другими гостями фасон показать, и одежонка-то все праздничная — из дорогущего китайского шелка, вот так за здорово живешь бросить жалко.

А не бросить, так, стало быть, на себе тащить. Не на себе, конечно, но дополнительные носильщики — это, во-первых, лишние рты, лишние места на ночлеге, и во вторых — Будда разберет, сколько через эту дверцу еще шпионов в дом проберется. Вот горюшко-то.

Хотя если за один день в доме прикончили девять человек, не исключено, что к моменту, когда все будет готово к отъезду, вообще никого не останется. Не дай бог, конечно.

Нет, не бежать ему сейчас надо, не пытаться укрыться от невидимых убийц, неизвестно по какой причине вознамерившихся истребить окружение хатамото самого сегуна, а как главе клана попытаться решить этот вопрос раз и навсегда. Самому пройти в осиное гнездо и предъявить претензии Киму. И пусть тогда тот попрыгает, пусть поизвивается бывший адепт ордена «Змеи», потому что, коли его это рук дело, значит, должен он знать, что Ал не прячется, не боится. А коли Ким невиновен — то и того лучше, пущай тогда прикрывает тылы своей высочайшей властью. Шевелится, черт возьми! Во всяком случае, пока не оставил многострадальное тело сына Иэясу, или пусть хотя бы откроет — когда именно намеревается покидать. И в кого, главное дело, вселится.

От таких мыслей у Ала даже в висках застучало, потому что привык уже жить под крылышком главного даймё Японии, привык знать, что защищен и застрахован. А что теперь? То ли сам сегун его извести желает, то ли нашелся и у сегуна вражина достойный, возымевший охоту и наглость истребить самого близкого верховному военному правителю человека, сиречь Арекусу Грюку — хатамото!