Юлия Андреева - Дерево не выбирает птиц

И вот теперь, после того как отец Марк передал скорбную весть о пленении матери, он хотел только одного, чтобы его узнали и согласились на обмен. Местный даймё давно уже объявил награду за поимку мятежного лидера христиан, владеющего черной кассой и помогающего в трудные времена единоверцам, и вот теперь Сиро ехал совсем один к небольшому, плохо укрепленному замку, чтобы обменять себя на мать. Конечно, Марико сделала это специально, надеясь, что сошедший от горя и отчаяния с ума сын поднимет давно ожидающих команды христиан, но Сиро не желал кровопролития. Тем более кровопролития глупого и бессмысленного. Ведь дураку же ясно, что христиан, даже если собрать их в войско, по всей Японии наберется несколько тысяч, может с десяток тысяч, но никак не более, а это значит, что начнется страшная война. Война, которая была отвратительна доброму христианскому Богу, которому отдал свое сердце Сиро (Иероним), война, после которой все, кого любил Амакуса Сиро, погибнут. Кто-то на поле боя, но большинство на эшафоте. Погибнут не просто так, а традиционно вместе со всей своей семьей, включая стариков, беременных женщин и грудных детей.

Марико, ах, эта неугомонная мама-сан (приемная мать), сумасшедшая, взбалмошная, но такая любимая и дорогая мама. Сиро не знал своей настоящей матери, проживая с отцом, а точнее живя при отце точно вшивый и заброшенный ребенок эта. Он ел что придется, иногда по долгу службы отец отсутствовал по нескольку дней, и в это время маленькому Сиро приходилось несладко. А потом отец возвращался хмурым, загонял мальчишку в мыльню, кормил его до отвала и снова уходил на службу. Отец никогда не бил малыша, почти не ругал его, но любил ли? Маленький Сиро остро нуждался в друге, в человеке, с которым можно было бы хотя бы просто поговорить. Одному богу известно, как маленький Сиро не погиб совсем, и тут появилась она. Дочь самого знаменитого в Японии даймё — светловолосого, пришедшего из бог весть каких далей, хатамото самого сегуна Арекусу Грюку. Пришла, чтобы стать самым любимым человеком, истинным другом, учителем и любовью всей его жизни. Марико прекрасно владела мечом и в свободное от хозяйства время обучала маленького Сиро хитроумным приемам. Вместе они метали ножи и стреляли из лука. С ней, а не с вечно занятым складскими делами отцом Сиро впервые пошел на охоту и попробовал испеченное на костре кроличье мясо. Это именно Марико шила его одежду и строго следила, чтобы сын самурая всегда был чистым и хорошо причесанным.

И, наконец, именно Марико изначально знала о его предназначении, в чем и убедила отца Марка, братьев во Христе. Убедила всех, но только не самого Сиро, которому подготовка к неизбежному восстанию была костью в горле. Какое-то время он подыгрывал видевшей в нем чуть ли не воплощение самого Христа маме, но в душе, в душе он мечтал, чтобы все в их доме оставалось по-старому. Чтобы был жив отец, и чтобы мама рассказывала чудесные сказки и истории давно минувших лет. Чтобы они все вместе читали Евангелие, и… ну, и чтобы Анна, дочь священника из соседней деревни, делила с ним ложе и пела песни о героях и их возлюбленных.

Нет, ничего такого уже не получится. Теперь уже никогда. Прости, Марико, что невольно подвел тебя, но что же поделаешь? Жизнь за жизнь — справедливая мена.

Когда слуга вывел Сиро коня, навстречу им вышла, наверное, вся община. Все уже знали о постигшем дом Амакуса несчастье.

— Мы пойдем с тобой. У нас есть мечи, пистоли и порох. Мы возьмем в кольцо замок и заставим проклятого Мацукура Сигехару отдать госпожу Амакуса, — задыхаясь от волнения, преградил дорогу Сиро худощавый брат Яков, в общине давно уже забыли его японское имя, а Сиро так никогда и не знал.

— Нет. Я пойду один. — Юноша нежно улыбнулся, продираясь сквозь толпу односельчан и стараясь никого не задеть, не обидеть ненароком.

— Но если тебя убьют, кто поведет нас на штурм? Для чего тогда вчера прибыли наши братья из Нагасаки? Кто возглавит восстание? — раздалось сразу же несколько голосов.

— Не убий. — Сиро поднял вверх указательный палец, и даже погрозил им не в меру активным односельчанам.

— Но ты не понимаешь, Мацукура-сан арестует тебя, но не отдаст Марико. Он же не человек, с ним невозможно договориться. Подумай, он привяжет тебя к столбу и заставит смотреть, как будет отрезать нос или выкалывать глаза твоей матери! — вмешался появившийся точно черт из бутылки отец Иоанн.

— Он наденет на нее раскаленные сандалии и заставит танцевать, или соломенный плащ и подожжет его, как это было уже не однажды, — вторил ему недавно обращенный ронин Койске-сан, откликающийся теперь на «брат Матфей».

Лицо Амакуса исказила гримаса страдания, сама мысль, что кто-то может причинить Марико боль, казалась невыносимой. Впрочем, впрочем, если разрешить начать резню, страдать уже придется по поводу каждой зарезанной в результате восстания женщины, каждого обезглавленного ребенка… Нет.

— Если Господь желает испытать нас, мы примем свою участь с покорностью, — нарочито стараясь говорить медленно, дабы все успели уразуметь правоту сказанного, сообщил собранию Сиро. — А теперь не задерживайте меня, я иду выручать свою маму.

— Прости меня, — Яков вцепился за полы одежды Амакуса, и его примеру тут же последовали уже привыкшие видеть в прикосновении к белому самураю источник исцеления и избавления от страданий братья и сестры во Христе, — а что если они отпустят Марико уже искалеченной? Что если она не сумеет идти сама? Кто доставит ее до общины, если ты не возьмешь с собой людей? Кто, в конце концов, передаст нам, что вы оба схвачены и самураи Мацукура Сигехару в любой момент могут обрушиться на наши головы? Я не смею усомниться в мужестве госпожи Амакуса, сестры Марии, но отец Марк говорит, что она попалась к ним еще с вечера. И возможно, всю ночь над ней трудились палачи. Так что не исключено, что они уже знают место нахождения нашей деревни, и вскоре сюда придут самураи.

— Я понял. — Амакуса вздохнул, собираясь с мыслями. Действительно, идти совсем одному было рискованно не только для него. — Хорошо. Я возьму с собой десять человек. Но с тем расчетом, что в замок я войду один. И если ни я, ни Марико не выйдем оттуда, они предупредят вас о том, что следует собираться и уходить в Нагасаки, где вас ждут корабли.

Десять человек. Сиро торопился, и, взяв на себя полномочия командира, брат Яков быстро протараторил имена нынешней свиты Амакуса-сан. Сам Сиро ненавидел эту вечную помпезность, с которой рвались сопровождать его молодые христиане. Но да нелюбовь к шумихе — это одно, а идти против такой толпы совсем иное.