Юлия Андреева - Дерево не выбирает птиц

Марико не подавала вестей, но Ал чувствовал, что дочь жива и невредима. В ожидании решающего сражения Ал планировал отсидеться в маленьком охотничьем замке Мидори, в котором после смерти Юкки жил некоторое время Минору. Фудзико был отправлен зашифрованный отчет о произошедших событиях, и вскоре супружница прислала свой, в котором подтверждала встречу с сыном и поведала о его решении вернуться в Нагасаки.

Все это сбивало с толку, мешая сосредоточиться и обдумать положение дел.

Самураи Нагасаки встали лагерем в достаточно удобном месте, между двух деревень, откуда можно было брать продукты. Произошли несколько некрупных столкновений, после которых стало понятно, что христианское восстание было более чем хорошо спланировано, так как если 17 декабря замок брала кучка прибывших с Амакуса Сиро мальчишек, сейчас, по словам разведчиков и допрошенных крестьян, христианская армия уже насчитывала несколько тысяч и была прекрасно вооружена и снабжена провиантом. Так что складывалось впечатление, что мешки с крупой, вяленая рыба, полотно на одежду, а также военный арсенал лежали где-то на удобном и недоступном воинам сегуната складе, пока кто-то не дал сигнала все это немедленно вытащить на свет божий.

Пришли сведения, что христиане дали бой на побережье Симабара, захватив замок Хара. Пока все более-менее сходилось. В выборе замка Ал сразу же увидел руку Марико и мысленно отсалютовал дочери.

Сражение началось 26 декабря, ночью, когда воины сегуната окружили лагерь Амакуса Сиро, предварительно сняв посты и забросав спящих воинов горящими факелами. Странное дело, но спящие христиане чинно и спокойно горели, завернувшись в свои футоны, и даже наскоро построенные домики для начальства, рядом с которыми сидели и стояли охранники, полыхали совершенно беспрепятственно, вместе с недвижной стражей.

Кто-то шептал заклинания, отводящие нечистую силу, кто-то, не веря своим глазам, бросился в горящий лагерь то ли добивать, то ли будить своих врагов, когда те вдруг окружили самураев сегуната со всех сторон, расстреливая их из луков и мушкетов. Нападение было настолько неожиданным, что поначалу самураи Нагасаки не могли понять, кто именно напал на них. Стрелы летели с севера и юга, с запада и востока, валя людей и животных. В то время как самих стрелявших не было видно, воины сегуната оказались прекрасно подсвеченными со стороны фальшивого лагеря, который они сами запалили.

Число погибших насчитывалось свыше трех тысяч, больше двух сотен христиан удалось взять в плен, хоть пленение врагов ни в какие времена не относилось к излюбленной тактике японских воинов. Но на этот раз было необходимо собрать как можно больше сведений относительно врага. Впрочем, о повторном бое не заговаривали, Минору вызвался сопровождать полон до Нагасаки, передав донесение о разгроме войска и просьбы немедленно прислать подмогу. Сами самураи Нагасаки остались в лагере, готовые защищаться до подхода подкрепления.

Минору оглядел доверенный ему полон.

«Ну и кто сказал, что они все понадобятся в Нагасаки?» Конечно, он мог отказаться доставлять весь этот сброд, задерживая ответное письмо сегуна. Впрочем, он отлично знал его содержание, будучи ознакомленный с ним перед выездом. Обыкновенная отписка и ничего больше. Ну, даймё Терадзава Хиротака сообщил сегуну о сожженном замке и о том, что его самураи уже направились восстанавливать порядок, а великий сегун высказал надежду, что Терадзава Хиротака наилучшим образом справится с возникшей на территории его ханов досадой, как не один раз справлялся и до этого.

Было бы неплохо развернуться на месте и воротиться к сегуну с донесением о погибшем войске, но… Минору отлично знал свои обязанности — сначала доставить письмо даймё в Нагасаки, а уж потом, коли тот пошлет его обратно… получался крюк, неоправданная потеря времени, но… что тут поделаешь — служба.

Итак, вернемся к полону. Все ли эти люди имеют одинаковую ценность в глазах нагасакского даймё? Вряд ли. Женщин, скорее всего, вообще из ближайших деревень набрали для количества. Хотя кто их знает, вполне может затесаться мать или жена кого-нибудь из главарей, а раз так, то о многом должна знать лучше рядового воина.

Подростки… Взгляд Минору скользнул по кучке жавшихся друг к дружке мальчишек, и те ответили ему полными злобы взглядами.

— Напрасно. Думал перебинтовать ваши раны, но, пожалуй, придется тащить вас в Нагасаки как есть, — ласково улыбнулся он озверившимся на него мальчишкам, старшему из которых было не более шестнадцати. Нет, этот как раз вел себя спокойно и даже как будто исподволь пытался усмирить нахалов. — Да, христиане — это смирение… — Минору вновь взглянул в глаза юноше и вдруг вспомнил.

— А ведь я тебя знаю… А ну, встань, подойди ближе. — Минору ткнул пальцем в сторону спокойно взиравшего на него пленника.

Самураи бросились выполнять приказ командира, но связанный юноша уже и сам как-то поднялся и, качаясь от долгого сидения, побрел на зов.

— Ты? Откуда я тебя знаю? Ты сын кого-то из наших самураев? Нет? Иокогама на смотре стрелков? Осака — праздник цветов? Эдо… ну конечно, Эдо. И тебя зовут Такеси. Да, Такеси из Осаки!

Парень залился краской стыда.

— Ты спас мою мать, Такеси, или как там тебя на самом деле. Да я чуть тогда ноги не сбил, ища тебя по всем гостиницам, Такеси-сан! Вот ведь встреча! Хотел отблагодарить тебя, помочь в жизни устроиться тебе и твоему отцу. Всей твоей семье. А ты… ну каким образом ты здесь? Среди… среди… — Теперь пришел черед Минору смутиться. Перед ним стоял юноша, некогда спасший Фудзико, которого Минору поклялся отблагодарить, но юноша был врагом, врагом поверженным и к тому же связанным.

— Я могу отпустить тебя, Такеси из Осаки, хочешь, всех твоих мальчишек отпущу подобру-поздорову. Ты ведь для меня теперь ондзин, и я в неоплатном долгу, потому как мать… — Минору выхватил из-за пояса нож и перерезал веревки пленника.

— Моя мать, должно быть, погибла… или ранена? — Большие, почти девчоночьи глаза пленника наполнились слезами. — Возможно, она уже умерла или умирает. — Он кивнул головой в сторону, где не так давно проходило сражение.

— Твоя мать была оставлена на поле боя?

— Я не знаю. — Юноша чуть не плакал, его долгое время стянутая веревками левая рука утратила чувствительность, и пленник теперь пытался размять ее, массируя правой. — Я не видел ее с того момента, как запылал лагерь.

Минору хотел сказать что-то жесткое о бабах с мечами, но вовремя прикусил язык, парень мог обидеться, да и до обсуждений ли тут?!

— Мы найдем ее, — принял решение он. — На поле боя остались тысячи, не исключено, что она жива и нуждается в помощи. Как зовут твою мать, чтобы мы могли покричать ее.