Лада Лузина - Меч и Крест

— Но это же не просто картина — это три «Богатыря». И если бы с ними что-то произошло…

— Вам можно было бы только посочувствовать.

«Может, 224-22-12? Маша могла уже вернуться… 224-22-17? А милиция еще не доехать… Мне сообщши пятнадцать минут назад. 224-27-22. И у нее есть считанные секунды!»

— И не только мне, но и всем нам — Городу, стране, — убежденно глобализировал проблему бледноглазый.

— Думаете, это испортило бы наши отношения с Россией?

От напряжения у Кати взмокли ладони.

«224-72-27?»

«Нет! Нет! Нет! Все кончено!»

— Есть проблемы, которые невозможно разделить на «наши» и «их». Хотя бы потому, что когда в Киеве жили три богатыря, здесь тоже была Русь. А то, что было, будет всегда, — непонятно ответил он, вдруг становясь подчеркнуто серьезным.

Катя нервозно вытерла потные ладони салфеткой и отшвырнула бумажную фляку. Изогнутый бумажный лепесток уставился на нее растекшимися чернильными цифрами. 311-72-21.

«224-72-21 — точно. Это их номер!»

— Простите, мне нужно выйти, — подскочила она.

— Конечно…

Катя торопливо скрылась за дверью кафе и, не сводя глаз с блондинистого затылка в окне двери, попыталась дозвониться до непутевой посетительницы русского музея. Номер отказывался соединяться. Блондин посмотрел на часы, поло жил купюру на скатерть и встал — скатертью дорога! Но тот замер. И одновременно с ним замер и Катин палец, набирающий цифры. И весь Крещатик, обрамленный деревянной рамой двери, превратился в один замерший и дрожащий стоп-кадр.

«Что случилось?» — озадачилась Катерина.

И немедленно получила ответ.

Красной шаровой молнией по пешеходному Крещатику пронесся шокирующе-алый мопед, на котором сидела совершенно голая Даша Чуб с желто-голубым знаменем в руках.

Катя выпучила неверящие глаза.

— Девушка в национальном флаге, остановитесь! — загундосил на всю улицу искаженный рупором голос.

За Дашей гналась милиция!

— Ну, че? — Сани стоял на террасе.

— Держи… — Даша довольно отдала ему шубу. — Чего ты там спросить хотел, дорогой?

Она прерывисто вздохнула, — соблазнять Сани вдруг совершенно расхотелось. Расхотелось и все! «Вот если бы пятнадцать минут назад…. Атак получается: только раззнакомились, и я сразу ему изменяю… А вдруг Ян узнает?»

Впрочем, Дашу терзал вовсе не страх разоблачения — будучи из тех, кто переживает неприятности исключительно по мере их поступления, она никогда не заглядывала даже на два шага вперед — просто как-то противно казалось делать это сейчас, когда все так безумно прекрасно!

А прекрасно было безумно, поскольку по дороге от ворот до «сюда» Даша успела принять единственно правильное и головокружительно праздничное решение, от которого у нее буквально захватило дух:

Даже если Киев провалится в тартарары, она все равно пойдет на свидание с Яном!

«В конце концов, — осенило ее, — можно отдать Заядлой мопед и деньгами. Катя мне одолжит. Она ж нормальная тетка!»

Сани примерил шубу на себя, словно проверял, не уменьшилась ли она в размере. Он любил свои вещи и трясся над ними, и то, что он одолжил ей свою коронную экипировку, было его личным подвигом Камо.

— С чем тебе помочь? — засияла она. — Хочу, чтобы праздник был землепотрясным. Мы с Яном сегодня придем сюда. Он мне билет купит! Во прикол?!

— Явление Анны Карениной в гранд-опера! — оценил начитанный Сани. — Директора инсульт хватит.

— Особенно когда я все свои конкурсы сама повыигрываю! И приз потребую…

— …бесплатный вход на полгода. Он умрет! Смотри, — протянул он ей ее собственную книгу про народные праздники, — Витальевич мне отдал. Но у тебя тут так поначеркано… Я не понял, зачем нам палатки?

— Шалаши! Главная фишка — для «пойдем, красотка, в нумера»! Понял? Увидишь, к часу ночи все будут заняты. А че, детей на Купалу зачинать самое время…

— А кто такой Кочержник? И вот еще, что за тряпки мы сжигать будем?

— Где? — Даша открыла купальскую главу и прочла криво обведенный карандашом абзац. Затем перечла его снова, и снова и на третьем заходе почувствовала, что планомерно теряет сознание. — Это же… Это… — залопотала она. — Боже! Сегодня!!!

— Ну конечно, сегодня, — удивился ее удивлению Сани. — Через час грузовик с папоротником приедет. Что мне с ним делать?

— Я сегодня умру! — оборвала его Землепотрясная, не в силах поверить в смысл своих дрожащих слов.

— Я, видимо, тоже, — обреченно вздохнул танцор. — Я на себе весь праздник не вытащу. Он с ума сошел, что тебя уволил. Сам себе западло устроил.

— Ты не понял, я умру на самом деле! — отчаянно заорала она. — Прости, мне нужно бежать…

— Но, Зем!

— О-о-о, кто к нам пожаловал! Звезда сомнительного счастья! — Воистину Заядлая обладала редкостным талантом появляться в самый неподходящий момент. — Алекс! Алекс, беги сюда! — завизжала цирюльница.

— Да не ори ты! — гаркнула очумелая Чуб. — Я проиграла. Я все отдам. Вечером. Деньгами. — Она ринулась к выходу.

— Какими деньгами? Откуда они у тебя?

Догнав, Заядлая схватила Дашу за кисть.

Та неприязненно вырвала запястье и шагнула к двери. Откуда-то тревожно запахло гарью.

— Алекс!!!

Парикмахерша ухватилась обеими руками за Дашину одежду: юбку и топ. Дашина спина дернулась прочь…

— А-й-й.

Юбка благополучно дорвалась до конца, повиснув в руке Заядлой.

Чуб истерично ойкнула и присела, прикрывая волосы между ног остатками топа. Из-за сцены появился долгожданный Алекс и замер, широко открыв рот.

— Что, никогда меня голой не видел?! — обозлилась Землепотрясная.

Если не считать скромного лоскутка стрингов, ее любимый купальник был ничуть не более целомудренным. Но охранник почему-то ошеломленно посмотрел на нее, медленно сглотнул и заорал, захлебываясь дребезжащим криком:

— Че ты с ней сделала, сука? Совсем оборзела? Да за такие вещи морду бить надо! Че ты к нормальной девчонке прикопалась?!

Даша инстинктивно вжала голову в плечи в преддверии ответного ора: за свой приступ справедливости Алекс заслужил такую порцию злости, что лучше тихо-тихо отползать.

— Господи, прости меня, Дашенька! — неожиданно простонала Заядлая со слезой. — Я не хотела! Сани! Сани, дай ей…

И тут, наконец, Даша увидела, что танцор стоит, словно пораженный громом, держа на ладони развязанный узелок с Присухой, забытый ею в кармане красной шубы.

— Мне плохо, — подломленно сказал он, взирая на рассыпчатую смесь. — Вдруг так плохо… Такой отходняк! Все бессмысленно. Плоско, — кажется, он собирался заплакать. — Зачем вы это делаете? Зачем? Неужели вы не понимаете: без Землепотрясной клуба не будет! Она настоящая артистка! Она звезда! Вы просто завидуете ей. Вы — обыватели! Удобрение! Вы — навоз, на котором растут такие цветы! — Он сунул руки в карманы шубы и, согнувшись, свел их к животу, будто его корчило от боли.